Дживс принял удар стойко, но, думаю, в глубине души он был уязвлен:
– Мистер Стеглз весьма изобретательный молодой джентльмен, сэр.
– Вы хотите сказать – жулик, каких свет не видел?
– Пожалуй, это более точное определение. Тем не менее в большом спорте сплошь и рядом прибегают к подобным трюкам, тут уж ничего не поделаешь.
– Я восхищен вашей несокрушимой стойкостью, Дживс.
Дживс поклонился:
– Теперь вся надежда на миссис Пентуорти, сэр. Если она оправдает восторженные отзывы мистера Литтла и подтвердит свой высокий класс, наш выигрыш компенсирует наши потери.
– Слабое утешение, ведь мы рассчитывали сорвать большой куш.
– У нас есть возможность закончить сезон с положительным балансом, сэр. Перед отъездом я убедил мистера Литтла поставить от имени нашего синдиката, в который вы столь любезно согласились меня включить, сэр, небольшую сумму на победителя в беге с яйцом.
– На Сару Миллз?
– Нет, сэр. На темную лошадку, за нее предлагают очень хорошие выплаты. Я говорю о Пруденс Бакстер, сэр, дочери главного садовника его светлости. Ее отец уверяет, что у нее очень твердая рука. Она ежедневно носит ему из дома кружку пива на обед и, по его словам, ни разу не расплескала ни капли.
Что ж, видно, рука у этой Пруденс и вправду твердая. Но вот скорость? С такими опытными соперницами, как Сара Миллз, все решит скорость, тут без хороших спринтерских данных делать нечего.
– Я прекрасно понимаю, что у нее не слишком много шансов на победу, сэр. И тем не менее, мне кажется, стоит рискнуть.
– Вы, надеюсь, поставили и на призовое место?
– Да, сэр. И на победу, и на призовое место.
– Тогда все в порядке. Я знаю, что вы никогда не ошибаетесь.
– Большое спасибо, сэр.
Обычно я стараюсь держаться от школьных праздников подальше. Тоска смертная. Но тут дело было настолько серьезным, что я пересилил себя и направился в парк. Мои опасения насчет убогости мероприятия оправдались в полной мере. День выдался погожим, и в парке было не протолкнугься от окрестных крестьян. Дети сновали взад и вперед. Я стал пробираться сквозь толпу к месту финиша бега в мешках, как вдруг какая-то девочка взяла меня за руку. Мы не были представлены, но она, видимо, сочла, что мне будет интересно послушать про ее куклу, которую она только что выиграла в лотерею «Тяни на счастье»
[28]
, и принялась болтать о ней без умолку.
– Ее зовут Гертруда, – сказала она. – Каждый вечер я буду ее раздевать и укладывать спать, а утром будить и одевать, а вечером снова раздевать и укладывать спать, а на следующее утро будить и одевать…
– Послушай, дорогуша, – сказал я. – Все, что ты говоришь, ужасно интересно, но нельзя ли покороче? Мне обязательно надо посмотреть, как закончится этот забег. Вустер поставил на него все свое состояние.
– Я тоже участвую в состязаниях, – сказала она, решив на время отойти от кукольной тематики и поддержать светскую беседу.
– Вот как? – спросил я. Я слушал ее вполуха, пытаясь разглядеть сквозь просветы в толпе, что делается на финише. – В каких состязаниях?
– В беге с яйцом на ложке.
– В самом деле? Ты, случайно, не Сара Миллз?
– Еще чего, – с презрением сказала она. – Я Пруденс Бакстер.
Естественно, это сообщение перевело наши отношения в другую плоскость. Я взглянул на нее с интересом. Так, значит, она из нашей конюшни. Должен признаться, вид у нее совсем не спринтерский. Маленького роста и весьма упитанная. Немного не в форме, на мой взгляд.
– Значит, ты Пруденс, – сказал я. – Знаешь что, ты бы не носилась без толку по жаре. Побереги силы, старушка. Присядь в тенечке и отдохни.
– Мне не хочется сидеть.
– Во всяком случае, успокойся.
У Пруденс, как видно, была манера перепархивать с одной темы на другую, как бабочка с цветка на цветок.
– Я хорошая девочка, – сказала она.
– Не сомневаюсь. Надеюсь, что ты хороша и в беге с яйцом на ложке.
– Харольд – плохой мальчик. Харольд шумел в церкви, и ему не разрешили прийти на праздник. Так ему и надо, – продолжала эта достойная представительница прекрасного пола, с добродетельным видом наморщив носик, – потому что он плохой мальчик. Он дергал меня за волосы в пятницу. Харольд не пойдет на праздник. Харольд не пойдет на праздник. Харольд не пойдет на праздник, – пропела она, да так ловко, что получилась настоящая песенка.
– Пожалуйста, не сыпь мне соль на рану, милая дочь садовника, – взмолился я. – Сама того не подозревая, ты затрагиваешь весьма болезненную тему.
– А, дорогой Вустер! Я вижу, вы уже подружились с этой юной леди?
Хенпенстол прямо-таки сиял от радости. Этакий радушный хозяин – душа общества.
– Как приятно видеть, мой дорогой Вустер, – продолжал он, – что молодые люди принимают такое горячее участие в наших скромных сельских праздниках.
– Вы так считаете? – сказал я.
– Уверяю вас. Даже Руперт Стеглз. Должен признаться, за сегодняшний день мое мнение о Стеглзе значительно изменилось к лучшему.
Мое – нет. Но я промолчал.
– Между нами говоря, прежде я считал Руперта Стеглза эгоцентричным юношей, мне казалось, он не способен просто так, по доброте душевной, сделать приятное ближнему. А сегодня я наблюдал, как он дважды за прошедшие полчаса угощал в буфете миссис Пенуорти, жену нашего уважаемого владельца табачной лавки.
Я пошатнулся, но устоял на ногах. Я вырвал свою руку из цепкой ручонки юной Бакстер и как заяц понесся к тому месту, где должен был состояться финиш бега в мешках. У меня было ужасное предчувствие, что и здесь не обошлось без подлых трюков. Неожиданно я увидел Бинго и ухватил его за рукав:
– Кто победил?
– Не знаю. Я не заметил, – с горечью сказал он. – Во всяком случае, не миссис Пенуорти, черт бы ее побрал. Знаешь, Берти, такого мерзавца, как Стеглз, еще свет не видел. Как он про нее пронюхал – ума не приложу, но он догадался, что она опасна. И знаешь, что сделал? Заманил бедную женщину в буфет за пять минут до старта и так обкормил тортом с чаем, что она спеклась через двадцать ярдов. Разлеглась отдохнуть прямо на дорожке. Слава богу, у нас есть Харольд.
У меня рот раскрылся от изумления:
– Харольд? Так ты ничего не знаешь?
– О чем я не знаю? – Бинго позеленел. – Ничего я не знаю. Я пять минут как приехал. Прилетел сюда прямо со станции. А что случилось?
Я ему все рассказал. Он уставился на меня невидящим взглядом, потом издал глухой стон, нетвердой походкой зашагал прочь и скрылся в толпе. Бедняга. Для него это страшный удар. Неудивительно, что он так расстроился.
