Тримбл вежливо запротестовал:
— Не стоит беспокоиться, я не заблужусь.
— Я в курсе, старина. Никто не знает этот город лучше, чем ты знавал его в былые дни, и, если Браун начнет докучать тебе пояснениями насчет «самодвижущихся безлошадных экипажей» и так далее, просто отошли его обратно в офис. Сам же постарайся вернуться к четырем, договорились?
Оррисон взял с вешалки свою шляпу.
— Вы отсутствовали десять лет? — спросил он, когда они спускались в лифте.
— Они тогда начинали строить Эмпайр-стейт, — сказал Тримбл. — Это какой был год?
[64]
— Кажется, двадцать восьмой. Впрочем, как сказал шеф, вам повезло не видеть многого из того, что здесь творилось.
Затем, в качестве пробного шара, он добавил:
— Вероятно, вдали отсюда вы повидали вещи поинтереснее.
— Я бы так не сказал.
Когда они вышли на улицу, лицо Тримбла сразу напряглось при виде ревущего транспортного потока, и это навело Оррисона еще на одну догадку.
— Должно быть, вы провели эти годы вдали от цивилизации?
— Вроде того.
Столь краткий и неопределенный ответ показал Оррисону, что этот человек не станет ничего объяснять, пока сам того не пожелает. Одновременно ему в голову пришла мысль: «А может, он провел тридцатые в тюрьме или психушке?»
— Вот и прославленный «Клуб двадцать один», — сообщил он. — Пообедаем здесь или вы предпочитаете другое место?
Тримбл не спешил с ответом, внимательно разглядывая старинное здание.
— Я помню время, когда «Двадцать один» еще только набирал обороты, как и «Мориарти»,
[65]
— сказал он и продолжил почти просительным тоном: — Вообще-то, я рассчитывал прогуляться немного по Пятой авеню, а после перекусить в каком-нибудь заведении, где смогу повидать современную молодежь.
Оррисон взглянул на него искоса, снова вспомнив о серых стенах, запорах и решетках. «Уж не хочет ли мистер Тримбл, чтобы я свел его с приятными девушками без комплексов?» — подумал он. Однако по виду мистера Тимбла было непохоже, что у него на уме нечто подобное, — лицо его выражало лишь искреннее и глубокое изумление. Посему Оррисон попытался вспомнить, не связано ли его имя с антарктическими подвигами адмирала Бэрда
[66]
или с летчиками, пропавшими в бразильских джунглях. В том, что человек он незаурядный, сомнений не было. Но пока что единственными намеками, могущими прояснить его прошлое (но ничего не прояснявшими), были его по-деревенски опасливая реакция на светофоры и стремление идти по тротуару, держась поближе к витринам магазинов и подальше от проезжей части. Однажды он замер перед витриной галантереи, бормоча:
— Надо же, креповые галстуки…
[67]
Я их не видел со времен колледжа.
— А где вы учились?
— В Массачусетском технологическом.
— Знатное место.
— На следующей неделе собираюсь туда съездить. А теперь давайте поедим где-нибудь здесь… — (К тому времени они пересекли уже почти все Пятидесятые улицы.) — Выбирайте место.
За углом как раз находился весьма недурной ресторан со столиками под небольшим навесом.
— Так что же вам хочется увидеть в первую очередь? — спросил Оррисон, когда они сели за свободный столик.
Тримбл задумался.
— Пожалуй, людские затылки, — промолвил он наконец. — Их шеи, соединяющие головы с плечами. И еще я хотел бы услышать, что говорят две эти девочки своему отцу. Мне важен не смысл их слов, а то, как эти слова плывут в воздухе и угасают, как смыкаются губы по окончании фразы. Это вопрос ритма — Коул Портер вернулся в Штаты в двадцать восьмом
[68]
именно потому, что уловил зарождение здесь новых ритмов.
Оррисон уверился, что теперь зацепка найдена, но проявил завидную деликатность и не ухватился за нее сразу же. Более того, он сумел подавить в себе внезапное желание сообщить, что этим вечером в Карнеги-холле дают замечательный концерт.
— Хотелось почувствовать вес ложки, — меж тем говорил Тримбл. — Она такая легкая — просто маленькая чашечка с прикрепленной к ней ручкой. Тот косоглазый официант — мы с ним уже виделись, но он вряд ли меня помнит.
Однако, когда они покидали ресторан, официант взглянул на Тримбла пристально и даже с некоторым удивлением, словно опознал его, но не очень верил собственным глазам. На улице Оррисон со смешком заметил:
— За десять лет забыть можно многое.
— Я обедал здесь в прошлом мае… — начал Тримбл и запнулся.
«Да у него не все дома», — подумал Оррисон и внезапно перешел на тон заправского гида:
— С этой точки открывается превосходный вид на Рокфеллеровский центр. — Он сделал широкий указующий жест. — А также на Крайслер-билдинг и Армистед-билдинг — «папочку» всех этих новомодных высоток.
[69]
— Армистед-билдинг… — Тримбл послушно повернул голову в ту сторону. — Помню, как же — я сам его проектировал.
Оррисон кивнул, не так чтобы сильно удивленный, — за время службы в редакции ему с кем только не случалось общаться! Но та фраза насчет ресторанчика в прошлом мае…
Он остановился перед медной мемориальной табличкой у краеугольного камня здания и прочел вслух:
— Возведено в тысяча девятьсот двадцать восьмом году.
Тримбл кивнул:
— Как раз в том году я запил и уже не останавливался — каждый божий день в стельку. Так что я до сих пор его не видел.
— Ну и дела! — Оррисон несколько растерялся. — Хотите зайти внутрь?
— Я был там много раз. Но я никогда его не видел. Впрочем, сейчас меня интересуют совсем другие вещи. А это здание — полагаю, увидеть его я уже не смогу. Сейчас я просто хочу понаблюдать за тем, как ходят люди, из чего пошита их одежда, какие на них ботинки и шляпы. И еще их глаза и руки. Могу я пожать вашу руку?
