— В ней есть свои плюсы, — согласился Пэт, на деле давно уже видевший в ней только минусы.
— Так что вы хотели узнать по врачебной части?
Ну вот, снова эта чертова работа. При одной мысли о сценарии в голове у Пэта словно выключался рубильник.
— Тут вот какое дело… Мы с Максом Лимом — это человек за соседним столом, сидящий лицом к нам, — мы с Максом работаем над сценарием медицинской драмы. Вы видели фильмы такого типа?
— Да, видела. — Она на секунду замялась. — Из-за таких фильмов я и пошла на курсы медсестер.
— И мы должны сделать все правдоподобно, — продолжил Пэт, — потому что сто миллионов зрителей будут смотреть эту картину. Вот, например, по ходу сюжета врачу понадобилась горячая вода, и он кричит людям: «Кипятку сюда — и побольше!» Хотелось бы знать, что происходит потом — в случаях с реальными людьми.
— Ну… я думаю, потом они кипятят воду, — сказала Хелен и, слегка смутившись, спросила: — А вы о каких людях говорите?
— Я говорю о персонажах: чья-то там дочь, сосед по дому… еще адвокат, и еще пострадавший мужчина…
Хелен молча переваривала информацию по мере ее поступления.
— …и еще один тип, которого я собираюсь вырезать, — закруглился Пэт.
Последовала пауза, в ходе которой официантка принесла им сэндвичи с тунцом.
— Когда врач отдает распоряжения, их надо выполнять, — после раздумий заключила Хелен.
— М-да… — неопределенно промычал Пэт, отвлекаясь на курьезную сцену, только что возникшую у Большого стола.
— Вы замужем? — поинтересовался он рассеянно.
— Нет.
— И я не женат.
Меж тем над Большим столом нависла фигура статиста в форме русского казака, с воинственно закрученными бутафорскими усами. Он положил руку на спинку пустого кресла между режиссером Патерсоном и продюсером Лимом.
— Здесь свободно? — спросил «казак» с ярко выраженным восточноевропейским акцентом.
Лица сидящих за Большим столом дружно повернулись в его сторону. В первый момент у всех возникло естественное предположение, что это какой-то знаменитый актер. Но это предположение тотчас отпало, — судя по всему, это был один из множества аляповато разряженных статистов, заполонивших обеденный зал.
Кто-то из боссов за столом промолвил:
— Это место занято.
Однако «казак» уже выдвинул кресло и преспокойно усаживался.
— Где-то же надо поесть, — ухмыльнувшись, пояснил он.
Ропот возмущения пронесся по ближайшим столам. Пэт Хобби наблюдал за происходящим, изумленно разинув рот. Это было неслыханное кощунство — все равно что пририсовать Дональда Дака к застолью апостолов в «Тайной вечере».
— Взгляните на это! — призвал он Хелен. — Страшно подумать, что они сейчас с ним сделают!
После первого шока за Большим столом раньше всех оправился Нед Хэрман, глава технического отдела.
— Этот стол забронирован, — сказал он.
Статист поднял взгляд от меню:
— Мне сказали где-нибудь сесть, вот я и сел.
Он взмахом позвал официантку — та стояла в растерянности, пытаясь угадать по лицам боссов, как ей следует действовать в этой ситуации.
— Статисты не едят за этим столом, — подал голос Макс Лим, все еще вежливо. — Это стол для…
— Но я хочу есть! — упрямо заявил «казак». — Я провел на ногах шесть часов подряд, пока они снимали свою дерьмовую киношку, и теперь мне нужно подкрепиться.
Тишина в зале стремительно разрасталась — фразы одна за другой обрывались и повисали в воздухе на все большем и большем удалении от центра событий.
Статист утомленно покачал головой.
— Не знаю, кто придумал сюжет, — сказал он (Макс Лим резко подался вперед в своем кресле), — но это самая пошлая дребедень из всех голливудских картин, какие я видел.
Пэт за своим столиком думал, закипая от возмущения: «Почему они ничего не предпримут? Давно пора схватить его за шкирку и вышвырнуть отсюда вон. А если у самих кишка тонка, они могут вызвать охрану».
— Кто этот человек? — наивно спросила Хелен Эрл, проследив за его взглядом. — Кто-то, кого я должна узнать?
Пэт не ответил, прислушиваясь к Максу Лиму, который теперь уже гневно повысил голос:
— А ну-ка, вставай и проваливай отсюда, приятель, да поживее!
«Казак» мгновенно посуровел.
— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — спросил он.
— Сейчас узнаешь… — пообещал Макс и обратился к коллегам за столом: — Где Кушман — или кто там еще отвечает за массовку?
— Только попробуй меня тронуть! — с угрозой произнес «казак» и наполовину вытянул саблю из ножен, так что эфес показался над краем стола. — Только попробуй, и я тебе уши отрублю. Я свои права знаю.
Дюжина людей за Большим столом, стоившая тысячу долларов в час, застыла в глубокой прострации. У дальней двери один из студийных полисменов почуял неладное и стал проталкиваться через толпу к центру зала. И наконец Большой Джек Уилсон, еще один режиссер, поднялся с места и начал обходить стол, приближаясь к «казаку».
Но все они опоздали, ибо терпение Пэта Хобби лопнуло раньше. В праведном гневе он вскочил на ноги, схватил с ближайшего сервировочного столика увесистый поднос, в два прыжка преодолел расстояние до статиста и с размаху опустил поднос на его голову, вложив в этот удар все силы, какие у него еще остались на пятидесятом году жизни. «Казак» в тот момент как раз поднимался, чтобы встретить грозно надвигавшегося Уилсона, и неожиданный удар пришелся ему сбоку по лицу, от виска до подбородка. Тотчас показалась кровь, струйками размывая густо наложенный грим, и статист боком рухнул на пол между креслами.
Пэт — тяжело отдуваясь, с подносом в руке — стоял над поверженным.
— Крыса поганая! — крикнул он. — Да как ты смеешь…
Подоспел полисмен, обойдя стороной Пэта Хобби; с другой стороны его обошел Уилсон, а затем к месту действия ринулась пара объятых ужасом мужчин от столика неподалеку.
— Это был розыгрыш! — крикнул один из них. — Это же Уолтер Херрик, писатель. Он автор сценария той самой картины.
— Боже правый! — ахнул кто-то.
— Он хотел подшутить над Максом Лимом. Это был просто розыгрыш, говорю вам!
— Оттащите его от стола… Вызовите врача… Эй, осторожнее!..
За дело взялась Хелен Эрл, поспешившая на помощь к раненому; Уолтера Херрика переместили на освобожденное пространство между столиками; периодически раздавались крики: «Кто это сделал? Кто его так звезданул?»
Пэт разжал пальцы, избавляясь от подноса, и тот упал на сиденье кресла — почти беззвучно, никем в суматохе не замеченный. Он остался стоять, где стоял, наблюдая за тем, как Хелен Эрл сноровисто накладывает на рану импровизированный тампон из чистых салфеток.
