– Что меня интригует, – сказал граф, – так это вопрос, где он достал себе другую руку?
– Да, и меня это удивляет также, – отвечал Вашингтон. – А потом еще странность: каким образом привидение оказалось англичанином? Что вы об этом думаете, полковник?
– Говоря по чести, Гаукинс, я поставлен в тупик. Все это до того необъяснимо, что невольно оторопь берет.
– Ну, как мы с вами по ошибке воскресили не того, кого нужно, а совсем другого?
– Другого? А как же костюм-то?
– Ну, костюм тот самый; нечего и сомневаться. По платью он. Однако что же нам делать? Арестовать его мы не можем. Ведь награда обещана за однорукого американца, а это англичанин с обеими руками.
– А, может быть, это пустяки? Ведь мы представим не меньше того, что требовалось, а даже больше, следовательно…
Но он увидал всю несостоятельность своего аргумента и запнулся. Приятели сидели некоторое время в тягостном раздумье. Наконец лицо графа засияло вдохновением, и он заговорил с большим чувством:
– Видно, материализация духов оказывается на поверку более великой и благородной наукой, чем мы осмеливались мечтать с тобою, Гаукинс. Мы сами не воображали, какое непостижимое, поразительное чудо совершилось нашими руками. Ключ к этой загадке найден мною в настоящую минуту. Весь секрет для меня ясен как день. Каждый человек создан из унаследованных им элементов, давно существовавших атомов и частиц своих предков. Наша настоящая материализация не полна. Мы довели ее, пожалуй, только до начала нынешнего столетия.
– Что вы хотите сказать этим, полковник? – вскричал Гаукинс в смутной боязни, вызванной таинственным тоном и странными словами старика.
– А вот что: мы материализовали предка этого мошенника.
– Ах, нет, не говорите, ради Бога, таких ужасных, отвратительных вещей.
– Но это верно, Гаукинс, – я знаю. Рассмотрим факты. Наш призрак – англичанин, заметь это; он говорит совершенно правильно и литературно; он художник и, наконец, джентльмен по своим манерам и обращению. Где же твой ковбой? Ну-ка, скажи!
– Росмор, это ужасно, у меня волосы становятся дыбом!
– Очевидно, мошенник не воскрес, воскресло только его платье…
– Полковник, неужели вы в самом деле полагаете?..
Селлерс понизил голос и произнес с ударением:
– Я полагаю вот что: материализация удалась не вполне, она не дозрела, мошенник от нас улизнул, а перед нами явился его предок, осужденный за грехи на том свете.
Он встал и начал прохаживаться по комнате в явном волнении.
– Этакая досадная неудача, – жалобно промолвил Гаукинс.
– Знаю, знаю, сенатор! Мне самому тошнее всех. Однако делать нечего, надо покориться судьбе в силу нравственных принципов. Мне нужны деньги, но, Бог свидетель, при всей своей бедности и убожестве я не согласен покарать предка однорукого Пита за преступление, совершенное его потомком.
– Полковник, – взмолился Гаукинс, – будьте осмотрительны, не поступайте опрометчиво; вспомните, что это единственное средство для нас обоих раздобыть деньжонок, и, кроме того, даже в Библии сказано, что потомство наказуется за грехи предков до четвертого колена, хотя бы оно было ни в чем невиновато; мы же обратим этот закон в другую сторону, применив его по восходящей линии.
Полковник был поражен несокрушимой логикой этих слов. Он бродил по комнате в мучительной нерешительности и наконец произнес:
– Твои доводы отчасти резонны, и хотя мне жаль подвергнуть каре этого когда-то жившего на земле беднягу за мошенничество, к которому он не причастен, но если того требует долг, то мы обязаны выдать его властям.
– Я непременно сделал бы это, – сказал Гаукинс, повеселев и оживившись, – я выдал бы его, если бы даже в нем одном сосредоточилась целая тысяча предков.
– Господи Боже, да ведь это так и есть, – подхватил Селлерс, причем у него вырвалось нечто вроде стона, – он сохранил в себе частицу от каждого из них. В этом призраке вмещаются атомы священников, воинов, крестоносцев, поэтов и милых, очаровательных женщин – наследие людей всякого рода и сословий, какие только попирали землю в давным-давно прошедшее столетие и исчезли с нее целые века назад, а теперь мы своей магической силой вызвали их из состояния блаженного покоя, чтобы заставить отвечать за грабеж, совершенный в каком-то злополучном банке на окраинах Чирокской равнины. О, какое это жестокое оскорбление!
– Не говорите так, полковник, прошу вас, у меня сердце переворачивается, мне стыдно подумать о том, что я предложил…
– Постой, я придумал штуку!
– Вы подаете мне надежду. Говорите скорее, я погибаю!
– О, это совершенно просто и могло бы прийти в голову ребенку. Материализация этого субъекта удалась вполне, в нем нет никакого изъяна, и, насколько я мог подвинуть дело, оно сделано хорошо. Теперь же, если мне посчастливилось довести материализацию до начала нынешнего столетия, что же остановит меня на дальнейшем пути? Следует только продолжать начатое, и тогда дойдешь до нынешнего времени.
– Черт возьми, вот о чем я не подумал! – воскликнул Гаукинс, опять просиявший от радости. – Да, вам следует поступить именно так; удивительные у вас мозги! А скажите, потеряет ли он руку?
– Потеряет.
– И свой английский акцент?
– От него не останется и следа. Призрак будет говорить на наречии Чироки-Стрип и других отдаленных провинций.
– Полковник, может быть, он сознается…
– Сознается? Только в ограблении банка.
– Только? Да, но почему вы сказали только?
Полковник снова заговорил своим внушительным тоном:
– Гаукинс, он будет делать все, что я захочу. Я заставлю его сознаться во всех когда-либо совершенных им преступлениях. Их, должно быть, целая тысяча. Понял ты мою идею?
– Не совсем.
– Мы последовательно будем получать награды за розыск множества злодеев.
– Поразительно придумано! Никогда не встречал я такой головы, такой дальновидности, такого светлого взгляда, который разом обнимает все дальнейшие разветвления и вероятности основной идеи.
– О, это пустяки, это приходит ко мне само собою. Когда его время пройдет, призрак переселится из одной оболочки в другую, и эти переходы будут совершаться до последней стадии, а во время его превращений, пока он обратится в однорукого Пита, мы с тобой, благодаря ему, все будем получать награды. Этого источника нам хватит, Гаукинс, на всю жизнь, и материализованный человек послужит тем более выгодной статьей дохода, что он не может уничтожиться.
– Право, это выходит так, как вы говорите. Может быть, ваши слова и подтвердятся.
– Подтвердятся? Да для них не требуется никакого подтверждения! Кажется, я приобрел достаточно обширную финансовую опытность и могу сказать, не колеблясь, что смотрю на воскрешенного нами духа, как на одно из самых ценных приобретений, какие мне только приходилось иметь в своем распоряжении.
