– Это не смешно, – сказала Джудит.
– Кто-то, неспособный отличить один сверкающий предмет от другого, – продолжал Алекс.
– Мне не нравится то, что ты говоришь, – сказал Маркус.
– Кто-то, разрезавший их на куски, обнаружив, что это вовсе не бриллианты матушки.
– Я иду спать, – заявила Джудит. – Я не потерплю оскорблений. Хотя считаю, что это давно следовало сделать, едва это создание переступило порог нашего дома. И я умываю руки. – Она остановилась на пороге. – А может, это было предупреждение, Алекс? Может, теперь эта женщина исчезнет?
Все уставились на нее.
– Мама, пожалуй, права, – начал Маркус.
– Кто мог попасть в дом, минуя слуг, Маркус? – Алекс удивлялся собственной выдержке. Ему хотелось как следует встряхнуть мать и придушить Маркуса. – Значит, никто из вас этого не делал, Маркус? Впрочем, утро вечера мудренее, я, будь уверен, узнаю, кто совершил эту подлость, и тогда пощады не ждите.
– Настоящая мелодрама, Алекс, и все из-за такого отребья, как она. А может быть, это и в самом деле предупреждение и ей пора взять предложенные нами деньги и уехать?
Алекса захлестнула волна гнева.
– Лучше я откуплюсь от тебя, и тогда ты сможешь уехать. – Теперь и Маркус по-настоящему разозлился:
– Знаешь что, Алекс...
– Еще не все сказал, Маркус? Иди, помолись о своей лицемерной душе.
– Несчастный, – пробормотал Маркус. – Пойдем, Филиппа. Он скоро успокоится.
Но Алекс вовсе не был в этом уверен; кто-то совершил против него два отвратительных, гнусных преступления: проник в его комнату и уничтожил то, что принадлежит ему. Все в доме знали, куда и зачем он отправился с Сарой, знали, как долго он будет отсутствовать.
За это время вполне можно было пробраться в комнату и сотворить это черное дело. Филиппа постоянно навещала Джудит, и никто из слуг не обратил бы на нее внимания.
Обе ненавидели Сару.
Джудит. Филиппа.
Изрезать одежду можно быстро и без особого труда.
Алекс не мог прибегнуть к помощи властей, для этого не было веских оснований. Это была демонстрация ненависти к человеку, которого все в доме презирали. Собрав куски материи в мешок, принесенный Уоттеном, Алекс положил его на полку.
– Они ненавидят меня, – прошептала Франческа. – Я не должна была приезжать с вами в Англию. Мне следовало остаться в Берлине и дать Саре Тэва умереть.
Потом, много позже, Алекс раздумывал над тем, как она это сказала. Глубокой ночью, когда она беспокойно металась во сне в его постели, Алекс перебирал в памяти все, что связывало его с Сарой.
Уильям был не самым важным звеном в этой цепи. Всего лишь винтиком в колесе огромной машины, двигавшей людьми ради скрытых целей. И если бы он после смерти Уильяма не приехал в Берлин, Сара Тэва исчезла бы навсегда.
Какой дьявольский план придумал Кольм – убить Уильяма, чтобы заставить Алекса приехать в Берлин. Кольму нужны были эти бумаги в Англии, и Алекс знал почему. Потому что все уже было сделано, с молчаливого и тайного одобрения, и не по указу.
Стало известно, что в одном секретном зашифрованном документе содержится дерзкий план создания нового мира.
И Кольм был настолько уверен в успехе, что доверил документ простой уличной танцовщице, на которую не может пасть подозрение. Но Кольм опоздал, Алекс первым добрался до нее.
Господи... если бы документы у нее были... Земля бы перевернулась.
Викки, дочь королевы и жена кайзера, была уверена в существовании этих бумаг, в том, что план так называемого нового мира разрабатывался задолго до того, как Вильгельм стал кайзером, с его полного согласия. Поэтому неудивительно, что она пыталась вывезти эти бумаги из Германии до смерти Фридриха. В той печально известной черной шкатулке, исчезнувшей в хаосе событий, последовавших за смертью Фридриха, находился план мирового господства и смерти.
Сети. Хрупкие, крепкие, переплетающиеся между собой. И где-то в Англии находится Главный Игрок, так Алекс его называл. Именно его ищет Алекс. Того, кто создал философию зла и растления.
Все это Алекс знал потому, что имел доступ к письмам Викки, адресованным королеве. И все в этом деле было непросто. Виктория должна была просто хранить у себя шкатулку до тех пор, пока Викки выберется из Германии. Ей в голову не приходило, что премьер-министр задержит ее или потребует все бумаги покойного императора, включая и те, что хранились в черной шкатулке.
Казалось, ее сын навсегда порвал с ней, вырвал ее из своего сердца, прекратил все связи с Англией.
Оставив только одну.
Алекс искал Главного Игрока, но это было все равно, что гоняться за тенью. И все же где-то среди его друзей и врагов действовал Главный Игрок, выжидал и строил свой маленький мирок.
Алекс не считал Главным Игроком Кольма. Кольма правительство использовало в других, более важных целях, этот человек мог свободно вращаться в обоих мирах, а для этого нужен талант, которым, кстати, обладал и сам Алекс.
Нет, Главный Игрок был всегда здесь, в Англии, и только ждал сигнала к действию.
Алекс должен был найти этого Игрока. Благодаря Саре он получил возможность бывать в домах богатых, пресытившихся жизнью людей, готовых подчиниться Главному Игроку.
Идея, мягко говоря, странная, а если поразмыслить – отчаянная. И все ради королевы и страны, которые так опасались милитаристских устремлений Вильгельма и его ненависти к британскому флоту.
И вот теперь в его постели лежит прекрасная куртизанка. И кто-то очень желает ее смерти.
Выскользнуть из дома рано утром не представлялось возможным. Ведь Маркус мог вернуться с полпути, забыв что-нибудь.
Она постепенно начинала ненавидеть Маркуса. Он, если и исполнял свой супружеский долг, делал это с такой неторопливой, равнодушной отстраненностью, что она оставалась холодна, как лед. Будь на то ее воля, она проводила бы весь день со своим любовником, единственным мужчиной, который жаждал ее.
Теперь у него было имя. Она назвала его Аполлоном – своим прекрасным, идеальным богом солнца.
Она не сможет жить без него.
Ей было трудно уходить от него, но еще труднее сдерживать свое чисто женское любопытство.
– Не спрашивай меня ни о чем, – говорил он ей. – Какая от этого польза?
– И ты можешь быть счастлив, ничего обо мне не зная?
– Я знаю самое важное – что у тебя между ног.
Она таяла каждый раз, когда он говорил ей это и шептал на ухо:
– Ты самая лучшая распутница из всех, которых я знал. – им нравилась чувственная игра слов, нравилось делать вид, будто ее добивались многие. – Если бы ты стала себя продавать, моя амазонка, то превзошла бы саму Сару Тэва.
