— Три, — Мовчан высунул из-под одеяла руку с тремя оттопыренными пальцами. — Три месяца. Самое большее.
— До хрена, — с искренним сочувствием произнес Иван.
— До хрена, тля, и больше… У нас, тля, больше. Мы здесь уже восьмой месяц. Прикинь, тля…
Иван прикинул. Покачал головой.
— А что ж они так?
— «А что ж они так!» — передразнил Мовчан. — Вот так! Исходя из тактических соображений. И политических, тля. Когда месяц назад приходило десантное судно с припасами и пополнением, думал личный состав вплавь бросится. Но — не бросились. Знаешь, почему?
— Неужели чувство долга?
— Чувство очень долго, тля. Они уже настолько здесь отупели, что даже представить уже не могут другой жизни. Пацанам скоро на дембель, контракты заканчиваются. И полевые с боевыми и командировочными капают, тля. У тебя водка есть? — неожиданно спросил Мовчан.
— Нету. У меня есть пиво.
Мовчан недоверчиво усмехнулся.
— Холодное, — сказал Иван.
Мовчан откинул одеяло и сел на кровати. Поднял тельник и почесал живот. Пошевелил пальцами давно не мытых ног и зевнул.
— Поверишь, — сказал он, — что вот это существо еще год назад думало о поступлении в академию? Выбор был между командировкой и поступлением. Решил, что вернусь и поступлю, тля… Как же, как же… я буквы начинаю забывать.
Мовчан достал из-под кровати ботинки, вытащил из них носки, обулся.
— У тебя врача в группе нет? — спросил капитан. — Толкового врача, нормального… Нет?
— Нет, — ответил Иван. — Медикаменты есть, бинты, шприцы…
— Это и у меня есть. Нужен врач. А еще лучше — волшебник, — Мовчан встал с кровати, надел куртку. — Такой, чтобы мог чудо совершить.
— Что случилось?
— А ничего не случилось, тля. В смысле ничего необычного. Все как всегда. Кто-то из предавшихся скрутил фигу в сторону верующих, те бросили в ответ камнем, да не просто так бросили, а попали, тля… Тут, на суше, я их еще кое-как могу разнять, а когда они за рыбой выходят… С берега им свистну? Платочком махну? — Мовчан потер небритый подбородок ладонью, поморщился. — Они на море начинают, а потом к вечеру пытаются лично разобраться. Я же формально не могу им запретить ходить с одной стороны на другую. Не могу… Обыскиваю, проверяю… А если ночью они с лодки высадят десант, со взрывчаткой или даже с канистрой бензина, тля…
— Высаживали?
— Бог миловал. Нет у них, ни у тех ни у тех, такого умного полководца, как капитан Мовчан. Иначе… У меня — сорок человек. Тридцать девять, считай. Мне на КПП нужно троих? Нужно. На ночь посты вокруг поселка, чтобы через горы никто не влез, — поставить нужно. Считай четыре поста по две смены. Сколько? Восемь. Итого — одиннадцать. И на линии, возле заграждения, умри, а ночной патруль изобрази, да не один. Три патруля по два человека. Еще получается шесть бойцов. Охрана расположения и внутренний наряд — четверо. Двадцать один. Понял? А у меня сорок… Тридцать девять. Как ни крути, а нужно сорок два, чтобы менять их хотя бы через сутки. Это не считая хворых и ушибленных. Как прикажешь крутиться? Я санитара в наряд ставлю, сам хожу, тля. Радист ходит, водитель… Давай я твоих поставлю на ночь, а?
Иван улыбнулся, Мовчан махнул рукой.
— Вас поставишь, как же… Где врача взять, ты мне лучше скажи. Врача…
— Что-то серьезное?
— Серьезное? Серьезное?! — Мовчан выматерился. — У меня солдата вчера убили. Я даже не знаю, с какой стороны прилетели те пули. А Симонова убили. Он еще этого не знает, еще дышит, но его уже убили, понял? Санитар мне сказал, нужно вызывать врача. Я по радио связался. Меня и проконсультировали, что жить Сережке Симонову… Что уже не должен жить Сережка Симонов, даже врача высылать смысла нет. Пока дойдут по морю… А чтобы в этот район отправить корабль, нужно согласовать со всеми участниками договора о совместной эксплуатации, тля. Это, минимум, неделя. А солдат мой уже, считай, мертвый.
— Можно через горы, на вашем бэтээре…
— Ага, можно, — кивнул Мовчан. — Не тут похороним, а там… Ты ведь по дороге проехал? Видел?
Иван кивнул.
— Товарищ капитан! — раздалось снаружи.
— Что?
— Симонов…
— Что Симонов? — Капитан откинул полог. — Что?
— Давление падает, товарищ капитан. Сердце…
— Пойдем, — капитан вышел из палатки, за ним следом пошел и Иван.
В медпалатке было чуть чище, чем в капитанской. Стояли четыре койки: три с голыми матрацами, на четвертой лежал паренек лет двадцати. Грудь перевязана, бинты в крови, над кроватью капельница.
Иван посмотрел в лицо раненого. Не жилец. Совсем не жилец, такое Иван видел неоднократно. Бледная прозрачная кожа, тени под глазами и еще… Отпечаток какой-то на лице, словно проступает что-то: знак, оттенок смерти.
— Почему не вызвал священника? — спросил Иван.
Санитар быстро глянул на Ивана, потом на Мовчана и отвернулся.
— Душу пацана угробить хотите? — Иван начинал злиться не на шутку.
Умереть без священника…
— У вас свой есть?
— Зачем? — спросил Мовчан. — Мы же не во вражеское окружение отправились. В поселке, на христианской стороне есть батюшка, все нормально…
Со странным выражением произнес все это капитан Мовчан — не с обидой даже, а с болью… с разочарованием…
— С батюшкой не сложилось? — спросил Иван. — Какая разница, вызывай, и все тут. Не тяни, пара часов осталась…
— Ага, — кивнул капитан. — Пара часов… Выйди, Бурносов, нечего на меня косяки бросать и вздыхать тяжко.
— Товарищ капитан… — Санитар просительно посмотрел на Мовчана.
— Я сказал — выйди, — капитан прошел по палатке, дожидаясь, пока санитар выйдет.
Иван молча ждал.
Капитан потер руки, потом провел ладонями по лицу, вздохнул тяжело:
— Ну, может, ты подскажешь, боец Ордена Охранителей. Ты там в Иерусалиме к Богу поближе… Есть врач. Понимаешь, есть. Всего в полукилометре отсюда. Там, — Мовчан махнул рукой. — У предавшихся. Хороший врач, кабинет неплохой — я с утра ходил, смотрел…
— И что?
— Мне предложили парня туда переправить. Брат Старший Администратор гарантировал… с учетом новейших разработок Службы Спасения, с учетом сложившихся обстоятельств… — Капитан вздрогнул, словно от озноба.
— Каких обстоятельств? — спросил Иван.
Распахнулся полог палатки, вошел Квятковский, за ним — Круль.
— А ребята волнуются, — сказал Круль. — Ушел начальник и не вернулся. Обижены они на тебя, но все равно волнуются. Пришлось взять инициативу в свои руки и прийти сюда, разбираться. Ты уж меня прости, я запретил Коваленку на верхней турели монтировать пулемет, взял на себя ответственность… И вот пана Анджея с собой взял, как бы представителя от светлой стороны… А что тут у вас, кстати?
