— Поцелуй меня.
— Мммм.
— Аххх…
— У нас остался еще десерт? — спросил Николас, врываясь в дверь. — Ой, прошу прощения. Я слышал такие сладострастные стоны, исходящие отсюда. Вот и решил, что Кук предложила добавку десерта. Не обращайте на меня внимания. Продолжайте заниматься тем, чем занимались до меня.
— По-моему, мы закончили, — произнес Питер сквозь сжатые зубы. — Не знаю, как ты, Элизабет, но… прошу извинить меня…
Он наклонился к Элизабет и прошептал:
— Останься. Для тебя хорошая возможность.
— Боже мой… — прошипела она. Он отстранился от нее.
— Нет. Оставайся. — Питер был настойчив. Она сжала губы, и он ушел. Она добивалась того, чтобы возбудить Питера, довести его до точки кипения. У нее прекрасно получалось, пока не объявился Николас.
— Чего тебе надо? — ворчливо спросила она.
— Тебя.
— Боже правый, Николас. Неужели? Именно сейчас?
— А ты как думаешь?
Ей даже не нужно было смотреть. Ей было интересно: неужели Питер ни разу не замечал набухший член Николаса? Наверное, нет.
— Я все оплатил, Элизабет. Моя часть сделки выполнена.
Господи, снова сделка.
— Думаю, я уже многому научилась, — пробормотала она.
— Понимаю. Дело в Питере. Неужели наша стратегия не работает?
— Она прекрасно работает, Николас. О твоем вторжении он может подумать только то, что решил уже давно: по какой-то нелепой причине ты меня хочешь.
— Питер очень проницателен. Я бы с удовольствием взял тебя прямо здесь, но, думаю, твой отец будет не слишком рад обнаружить нас голыми на столе в гостиной.
Он посмотрел на стол, затем на дверь. С другой стороны, вряд ли кто решит вернуться в столовую в такой час.
— Я передумал…
— Только не здесь. Нет. Николас…
— Мы не будем раздеваться. У нас просто… будет десерт.
Она снова запротестовала:
— В любой момент сюда могут войти.
— Им наши упражнения только прибавят интереса, не так ли? Никто не будет вмешиваться; скорее всего они затаятся за дверью и будут подсматривать. На тебе сейчас идеальная юбка, Элизабет. Под нее очень легко залезть. А там, наверное, обычное нижнее белье. Просто сядь на край стола, и мой член тебя обязательно найдет.
Она медленно поднялась. С его стороны было совершенным безумием пытаться обладать ею в столовой. Здесь не было запирающейся двери. Здесь негде было спрятаться. Сюда любой мог войти.
Питер… Что, если он их увидит?
Он наверняка посоветовал бы ей использовать такую возможность, едко подумала она.
Разница была лишь в том, что Николас использовал ее, использовал их сделку и свои деньги в качестве основания брать ее везде, где захочет, только потому, что ему так хотелось. Он уже разделся, и его пенис был нацелен на нее. Теперь все, о чем она думала, что она хотела, что чувствовала, уже не имело значения. Он сейчас думал только о том, как насадить ее на свой ствол. Она балансировала на краю стола, немного наклонившись назад.
— Прекрасно, — проговорил он. — Подними юбку. Раздвинь ноги. — Он обхватил руками ее бедра и придвинул ближе к себе. — Сейчас.
Она была уверена, что кто-нибудь войдет в любую минуту, но ему было все равно. Он пробирался сквозь ее нижние юбки, продираясь через ткань к ее щелочке. Вскоре он нащупал ее лобковые волосы и вошел в нее.
Она хватала воздух ртом.
— Мокро, туго… не шевелись…
Она и не могла шевельнуться; ее тело было наклонено под странным углом, ноги раздвинуты и обвиты вокруг его бедер. Она чувствовала его пульсацию внутри себя, чувствовала, как он старается держать себя под контролем. И неожиданно ее охватила волна возбуждения оттого, что она отдалась ему в таком общедоступном месте.
Хотела ли она, чтобы кто-нибудь их увидел?
— Посмотри на себя…
Он практически целиком вытащил из нее пенис, она наклонилась вперед, чтобы видеть его ствол, частично погруженный в нее.
Вращая бедрами, он вошел в нее немного глубже. Затем еще глубже, казалось, что его внушительная длина целиком уместилась внутри ее тела, жестко и неумолимо наполняя ее, пока он не прижался лобком к ее щелочке.
Он начал ритмично двигаться, погружаясь с каждым толчком все глубже и глубже. Его пенис пульсировал, наливался кровью и неожиданно изверг в нее свое семя.
— Взбитые сливки для торта моей женщины, — произнес он, плотно прижимаясь к ней. — Но десерт еще не весь.
Он поглощал ее.
Он уложил ее спиной на стол, сорвал нижнее белье, погрузил свое лицо в ее лоно и поглощал ее.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, где любой мог увидеть ее.
Но как только его язык погрузился в ее святая святых, ей стало абсолютно наплевать на всех.
Он ее лизал, сосал, погружая язык так глубоко, как мог. Он слизывал соки, обильно выделяемые ее разгоряченным влагалищем, водя языком вверх и вниз по ее половым губам, устремляясь к ее центру удовольствий.
…здесь… здесь… он знал, как надо делать, насколько сильно, насколько энергично… ахххх…
Она насаживалась глубже и глубже на его язык, плотнее, плотнее, плотнее…
Вот так… вот так… вот так…
Ее тело таяло на кончике его упругого языка…
.. .растворялось, расплывалось…
На кончике его языка она достигла высшей точки наслаждения, и ее тело конвульсивно сокращалось от приливов удовольствия.
Она лежала обнаженная на обеденном столе, а его голова была между ее ног.
Поздно ночью Шенстоун казался зловещим. Все разошлись по своим комнатам, заперли двери, задернули занавеси и погрузились в сон.
Предыдущие два часа были настоящим эротическим сном. Теперь она знала, как надо проводить ночи: в объятиях любимого, утопая в его семени.
В объятиях Питера, в семени Питера.
Ее тело томилось, слабело от желания; она терлась промежностью об обивку скамьи, на которой сидела, расчесывая волосы. Она была ненасытна. Двух часов, проведенных на спине, ей было недостаточно. Она хотела еще.
Нет. Она хотела Питера.
Ее соски набухли под тонким шелком ночной рубашки. Она задрала подол и широко расставила ноги, чтобы касаться обнаженным телом поверхности скамьи. Внутри поднялась волна возбуждения.
Ее тело желало наполнения; оно было готово принять нечто твердое, горячее, брызжущее семенем.
Любой мог запросто зайти к ней в комнату, опуститься на колени и войти в нее, еще раз предоставив ей возможность испытать непередаваемые ощущения блаженства.
