— Дорогая Элизабет, а ты что ожидала? Что я буду вечно ютиться в гостевом крыле?
— Наверное, да, — пробормотала она.
— Ты совсем не думала, Элизабет.
— Кто же ожидал, что сегодня случится пожар? — вспыльчиво воскликнула она.
— Очевидно, тот, кто его начал.
Теперь она наверняка знала, что во всем был виноват дым, вызвавший у нее галлюцинацию, что Николас стоял перед ней. Ей, конечно же, казалось то, о чем он говорил.
— Тот, кто… начал пожар?..
— Милая Элизабет. Пожары сами по себе не происходят. И так не бывает, чтобы некоторые вещи сгорали, а другие нет. Или чтобы огонь не распространялся, а потом потухал без видимой причины.
Она почувствовала сильную слабость. Она даже не могла найти слов, чтобы возразить ему.
— Понимаю.
— Неужели? — произнес он, открывая дверь в спальню Уильяма. — Тогда тебе, возможно, будет интересно узнать, что я понимаю, — таинственно добавил он, входя внутрь вслед за слугой.
Она застыла на месте.
— Что? Что ты понимаешь?
— То, о чем говорит Виктор, Элизабет. — И он закрыл дверь.
Враги.
…Если бы с ним что-то случилось? Что было бы тогда?..
Нет, нет, нет. Ей не могла быть выгодна его смерть…
Она ненавидела своего отца за то, что он посеял в ее голове такую мысль.
А теперь еще и пожар…
К. тому же существовал другой способ… И, возможно, она совершила ошибку, не задумавшись о нем раньше.
Нет. Скорее всего он не сработает, потому что нет гарантии, что ей удастся найти доказательства. Николас утверждал, что их нет. Хотя… откуда ему знать? Она продолжала втайне лелеять идею вернуть ей все. Подстрекаемая отцом, который желал того же.
Иметь возможность предложить Шенстоун Питеру со всеми вытекающими последствиями? Три дня назад у нее еще была такая возможность.
…подумай о тех временах, когда Шенстоун принадлежал тебе. И о том, что такое положение очень устраивало некоторых людей… Ее отец был большой хитрец. Возможно, еще не слишком поздно. Бумаги Уильяма остались у нее. Они с мистером Гиддонзом просмотрели самые важные из них, но она еще не изучила те, которые не имели отношения к поместью.
Но теперь она столкнулась с вереницей неожиданных событий: возвращение Питера; появление незнакомца, перевернувшее ее жизнь; пожар, который не мог начаться сам по себе; переезд Николаса в комнату Уильяма…
От такой реальности она уже не могла убежать.
Значит, настало время использовать то оружие, которым она обладала: то, которое Николас использовал против нее. А было ли у него право вступать во владение титулом, имением и ею?
Глава 9
— С другой стороны, — сказал отец Элизабет за завтраком, налегая на селедку, омлет и пшеничные лепешки, — мне не нравятся намеки, которые делал Николас прошлой ночью.
— А твои намеки, которые ты делал прошлой ночью? — поинтересовалась Элизабет, сидя напротив серванта и нехотя размазывая свою порцию по тарелке.
— Я? Я ничего такого не сказал, что дало бы тебе право высказывать такие заявления. — Он многозначительно посмотрел на Элизабет. — Мы должны радоваться, что дом не сгорел, пока мы спали.
— Мы должны радоваться, что пожар не распространился, — сказала Элизабет.
— Конечно, и я так считаю. Но зачем что-то придумывать — пожары довольно часто прекращаются сами по себе. Туннель и весь подвал по большей части состоят из каменных стен и земляного пола. Нет причины предполагать, что огонь возник не по случайности. Итак. Теперь, когда мы разобрались с происшедшим инцидентом, что ты собираешься предпринимать?
— Предпринимать? Насчет чего?
— Насчет Николаса. Ты ведь знаешь, что он переселился в комнату Уильяма.
— Конечно, знаю.
— Так вот, поставь замок на смежную дверь, моя девочка. Он может решить, что у него появились некоторые привилегии — ну, знаешь, «право синьора».
Она покраснела. Разве может отец говорить такое своей дочери? Что бы он сказал, если бы узнал, что затронутый им вопрос уже давно решен?
— Ты же не хочешь, чтобы о его переселении узнал Питер? Сколько, ты думаешь, он будет ждать при таких условиях?
— Каких условиях? — воскликнула она. — Вчера ночью ты говорил нечто подобное. Я хочу знать, что ты имеешь в виду.
— Я? Я не говорил ничего такого. Я просто утверждаю, что Питер никогда не сделает тебе предложение. Даже если бы у него было такое намерение, в чем я сильно сомневаюсь, твоя доля в наследстве недостаточна, для того чтобы подвигнуть его на какие-либо действия. Я уж не говорю о твоем возрасте.
— Отец!
— Элизабет, я никогда не лгал тебе. Если бы ты была скорбящей вдовой с огромным имением, тогда совсем другое дело. Если, конечно, ты действительно любишь Питера всем сердцем, то вот тебе способ: большое имение, доход, готовность его принять… место для твоего отца…
Наконец-то выяснился мотив его действий. Он желал, чтобы все было по-прежнему. Он хотел, чтобы Николас никогда не появлялся и чтобы все имущество перешло ей. Тогда бы Питер смог на ней жениться, а он продолжал бы тратить деньги на свои нужды.
Значит, с раздражением подумала она, не секс определяет мужские поступки: всем заправляют деньги, а она с самого начала пошла неверным путем.
Вернее, она вообще не искала собственного пути; она приняла на веру слова Николаса, приняла условия сделки, приняла его деньги без малейших угрызений совести. А зачем? Из-за своего отца, который бы продолжал делать рискованные финансовые вложения в далекой стране и который даже не мог следить за ними, чтобы контролировать их расходование, пользуясь советами едва знакомых людей.
Он даже мог полагаться на такого революционера, как Виктор, общеизвестной целью которого было свержение самодержавия на его родине путем внедрения в сельские имения. Например, в ее имение.
Взамен комфорта и сохранения своих доходов она заключила сделку с Николасом. И он хорошо выполнял свою часть сделки, обучая ее вопросам мужских фантазий.
Питер ревновал и безумно желал ее, как и предсказывал Николас.
От Николаса она получала намного более дельные советы, чем от своего отца. И все равно в его глазах она была всего лишь слишком молодой вдовой со слишком низким доходом и без крыши над головой.
Если взглянуть правде в глаза, не очень привлекательная партия для дяди императора.
— Да, отец, — наконец согласилась она. — Ты прав. Было бы намного лучше, если бы Николас вообще не появлялся.
— Наконец-то ты поняла, — сказал отец. — Но я тебе ничем помочь не могу.
— Я тоже.
