— Вас не нужно провожать до станции, не так ли? — Поезд до Лондона отходил в девять утра и в четыре пополудни. — Нет? Тогда я, пожалуй, поднимусь наверх и переоденусь.
Было еще довольно рано, около восьми утра; она могла бы проскользнуть на чердак, не будучи замеченной.
Не торопясь, она поднялась на спальный этаж, затем пулей метнулась по коридору в гостевое крыло.
Ей не нравилось, что приходится все делать в такой тайне: прятаться в альковах, дожидаясь, пока слуги пройдут мимо, продвигаться по коридору на цыпочках, забираться в бельевой шкаф. Вдруг кто-то схватил ее за руку, и она подумала, что сейчас умрет.
— Господи, Элизабет, зачем ты спозаранку крадешься в гостевое крыло?
Она не могла произнести ни слова. Ее сердце упало в желудок и яростно колотилось там.
— Я могу задать тебе тот же вопрос, — наконец смогла выговорить она.
— Я ночевал в моей гостевой комнате, — ответил Николас. — Мне нужно было поспать. А смежная дверь — слишком большой соблазн.
— Теперь я буду запирать ее на замок, чтобы тебе не приходилось топать по коридору, как призраку Рождества.
— О чем ты говоришь?
— О тебе. Ты ходил по коридору, поднимая несусветный шум.
— Я спал.
— Ты… Хромал и волочил за собой цепи…
— Ты сошла с ума? Что бы там ни было, Элизабет, но то был не я. Ты, должно быть, испугалась до смерти.
Голос разума говорил ей: конечно, не он. И пожар устроил тоже не он. Он просто захватил все, что было в ее жизни.
Итак, ты пришла проверить, все ли хорошо у твоего гостя?
Боже, он так сильно ее напугал, что она совсем забыла, зачем пришла в гостевое крыло. И любые объяснения только ухудшат ее положение.
— Нет, — наконец сказала она. — Ты меня напугал до полусмерти, и я забыла, зачем сюда шла.
Он явно не поверил ей, но не стал настаивать.
— Почему бы нам не совершить сегодня верховую прогулку и не осмотреть имение?
— Согласна. — Ей меньше всего хотелось прогуливаться верхом.
— Около десяти?
— Хорошо.
— Я не привидение, Элизабет.
— Я верю тебе.
Он казался удивленным, но продолжал:
— И как бы вам ни хотелось услышать обратное, поджог был совершен намеренно.
— Питер считает, что ты поджег. — Она развернулась и пошла прочь.
— Может, поджег он, — сказал Николас ей вдогонку.
Но она уже не слышала.
Они выехали в десять, начав путь от конюшен и углубляясь в земли имения, обрамленные фермерскими хозяйствами, расположенными в пяти милях отсюда позади зеленых рощ и террасированных садов.
Итак, он вполне компетентен в вопросах управления имением, подумала Элизабет. Такой факт следует запомнить.
Он задавал дельные вопросы об управлении поместьем, о получении доходов, об уплате налогов и распределении прибыли.
Чем же он таким занимался в жизни, что оказался настолько хорошо подкован и знал, какие вопросы нужно задавать?
Она чувствовала, что он наблюдает за нею.
— Ты любишь Шенстоун, — неожиданно сказал он, продолжая следить за выражением ее лица.
— У меня больше ничего не было, — сказала она, не подумав, и тут же захотела взять свои слова обратно. — Мне здесь действительно нравится, — добавила она. — Полагаю, здесь все несколько иначе, чем там, где ты вырос?
Он отвернулся и заслонил глаза от солнца.
— Нет, на самом деле очень даже похоже. У моей матери были деньги. Мы жили вполне обеспеченно.
Итак, она получила ответ хотя бы на один вопрос.
— А как познакомились твои родители? Ведь твой отец был эмигрантом.
Николас не подал вида, что ему не понравился вопрос.
— Он был врачом, ты же знаешь. Она не знала.
— Он лечил мою мать во время тяжелой болезни, когда впервые приехал в Москву. Он владел некоторыми полезными медицинскими навыками, тогда еще неизвестными в России. Так они полюбили друг друга.
— Она все еще жива?
— Нет. Случился рецидив болезни, и она умерла — совсем недавно.
— Прости.
— Я был с ней, когда она умерла, — это мое единственное утешение.
И еще то, что ему удалось выполнить ее последнюю просьбу — заявить права на титул и наследство, а также доказать свою состоятельность. «Могла ли она когда-нибудь представить себе место, вроде Шенстоуна?» — подумал он.
Знала ли она о том, что его будет здесь ждать, когда просила сделать маленькое одолжение? Могла ли его мать представить себе такую женщину, как Элизабет? С распутным телом и каменным сердцем, продолжал он свои мысли.
Теперь все не имело значения. Насколько хватало глаз и даже дальше — все принадлежало ему. И он стоял, освещенный ярким солнцем, бросая вызов всем своим врагам.
Что-то изменилось. Что-то кардинально изменилось, но Элизабет не могла понять, что именно. К тому же у нее просто не было времени понять.
У нее оставалось полчаса до ленча на то, чтобы сходить на чердак и принести оттуда вторую коробку.
В доме было тихо. Николас ушел в сад. Ее отец и Питер сели на утренний поезд. Виктор отправился в Эксбери. Минна читала в библиотеке.
Самое время…
Вверх по лестнице, прямо по коридору, наверх в гостевое крыло, снова прямо…
— Мисс Элизабет.
Джайлс. Боже, Джайлс.
— Да, Джайлс.
Он ничем не выдал своего удивления, что увидел Элизабет в гостевом крыле.
— Я решил сообщить вам, что хозяин провел прошлую ночь в гостевом крыле.
— Спасибо, Джайлс, за очень полезную информацию.
— Я так и подумал, моя госпожа.
У нее не было другого выбора, кроме как повернуться и уйти.
Что теперь? Она вернулась в свою комнату, выскользнула из утренних одеяний и тщательно умылась. Теперь необходимо вздремнуть, а потом, возможно, после полудня она снова попытается подняться на чердак.
Что ей вообще взбрело в голову искать какие-то документы?
Если бы только ее отец и Питер перестали подстрекать ее к каким-то действиям.
Она вынула из шкафа плащ и надела его. Если бы ей удалось пробраться на чердак до ленча…
Она прислушалась к смежной двери. Ни звука. Никакого признака возвращения Николаса. Она выскользнула в коридор. Стояла могильная тишина. Неслышно ступая, она прошла по коридору, поднялась по ступенькам, прокралась по гостевому крылу и подошла к лестничному колодцу, ведущему на чердак.
