Она хитро взглянула на него, отчего его кровь почти вскипела. Он почувствовал напряжение внизу живота, поток соков и, откинув голову назад, жестко и первобытно овладел ею.
— А где же Элизабет? — спросил у ее отца Питер, когда на следующий вечер они с Виктором вошли в дом.
— Я ее не видел, — ответил Фредерик. — В течение последних двадцати четырех часов мы с Минной играли в карты и обедали только вдвоем. Николас, похоже, занимается подготовкой вечеринки, а Элизабет ему помогает. Мы уже получили полдюжины ответов на приглашения.
— Черт побери. Наша поездка оказалась совершенно бесполезной. Совершенно. Я не сумел вытянуть ни слова из нотариуса Гиддонза, и, клянусь тебе, Фредерик, никто из моих знакомых ни разу не слышал о Николасе. Конечно, они знали его отца и мать. Она была графиней, приближенной к императрице, а брат Уильяма был врачом, который лечил ее от болезни и, в конце концов, влюбился в нее. Известно, что у них был ребенок. Но после все следы Николаса обрываются. Его мать умерла не так давно. Вот и все, что о нем известно. Короче, мы только потеряли время.
— Тогда нам, наверное, конец, — как всегда безнадежным голосом, проговорил Фредерик. — Что еще мы можем сделать?
— Не знаю, но я что-нибудь придумаю, обещаю тебе. Я не позволю ему привести в Шенстоун новую хозяйку и выгнать Элизабет из ее собственного дома.
— А Виктор, чего он добился? — полюбопытствовал Фредерик.
— Как всегда, произнес речь, отдал свой памфлет издателю, кутил со своими друзьями. В конце концов, чем еще занимаются революционеры, кроме как пьют и болтают?
— А также разыскивают и обезвреживают врагов, — зловеще вставил Виктор. — И разобравшись во всем, я готов к вечеринке.
— Ты имеешь в виду, что готов выпить, — сказала Элизабет, спускаясь по ступенькам. — Питер! Ты вернулся. Ну, и какие новости?
— Никаких. А у тебя? Она пожала плечами.
— Было совсем несложно не отпускать его от себя. — Она чуть не поперхнулась при таких словах. — Мы сошлись на том, что для мероприятия нужно будет открыть гостиную. Бальный зал слишком велик. А в столовой будет стол с легкими закусками, за которым можно будет посидеть в неформальной обстановке.
— Я смотрю, вы тут решали глобальные проблемы.
— Питер, осталось всего два дня до того момента, как перед ним будут дефилировать потенциальные невесты.
— Он не захочет ни одной из них, Элизабет. Я тебя уверяю, после времени, проведенного с тобой…
С ней… что он хотел сказать? Догадывался ли он о том, что она позволила себе с Николасом абсолютно все задолго до того, как Питер выдал ей карт-бланш?
Может быть, она источала запах измены?
— Что ж, позволь рассказать, что завтра мы украшаем комнату цветами. Бедный Уоттон, он столько лет их выращивал. Мы собрали все белье и кружево, которое только смогли найти, а также обнаружили столовый набор на сто персон, о котором не знала даже я. Таким образом, к вечеринке дом перевернут вверх дном.
— Я слышал, что уже начинают поступать ответы.
— Да, уже около полудюжины. Николас уверен, что все приглашения будут приняты.
— Всеми дамами.
— Особенно дамами, — сказала Элизабет. — У нас будет струнный квартет и, возможно, небольшие танцы. Николас намерен близко сойтись со своими соседями, о чем никогда не заботился Уильям.
— Возможно, он им даже понравится, но в любом случае пробыть ему здесь осталось недолго, — уверенно заявил Питер.
Элизабет с сомнением посмотрела на него. Может быть, стоит ему рассказать?
Она сделала вдох и проглотила слова, готовые сорваться с языка. Сейчас не время и не место. Возможно, она расскажет ему это после вечеринки, когда все бабочки помашут крылышками перед Николасом, но ни одна его не привлечет.
Возможно, тогда. Возможно.
— Пока всего лишь пустые слова, — неопределенно проговорила она.
— Увидим, дорогая Элизабет. Игра еще не окончена.
Она мысленно согласилась. Игра только началась.
Меню было уже утверждено. Для начала: устрицы на льду и копченый лосось. Из мяса: ростбиф, ветчина и свинина. Далее: различные соусы и овощи, картофельные крокеты, печеные помидоры, оливки и соленые огурчики, несколько салатов, из латука, огурцов или фруктов. Торты и пирожные. Сыры. Свежие фрукты. Кофе, чай, какао. Вина и другие спиртные напитки.
— Хватит на целую армию, — проворчал Фредерик.
— У нас на кухне сейчас куча народу. И все жарят мясо, — сказала Минна. — Я спускалась, чтобы проверить, как идут приготовления. Славная будет вечеринка, как вы считаете? — Она обвела взглядом угрюмые лица присутствующих. — Вы так не думаете?
Милая Минна, подумала о ней Элизабет. Они тащили в гостиную охапки тканей, которыми будут накрываться столы и пианино, недавно принесенное из кладовой. Все стулья должны быть расставлены вдоль стен. Слуги унесут мебель, которую не удастся придвинуть к стенам. Со столов уберут бьющиеся вещи и заменят медными или оловянными безделушками. Затем нужно будет убедиться в том, что ковры идеально вычищены и на них нет ни соринки.
Потому что здесь Николас, возможно, найдет свою будущую жену.
Элизабет с трудом справлялась с мыслью о будущей жене.
Она готова была назвать любое слово — претендентка, кандидатка, — только не такое суровое, как жена.
Почему же Минна так и не смогла вспомнить, откуда знает Николаса? Теперь уже слишком поздно. Хотя еще нет, ведь у Элизабет были письма. Поэтому, как только бабочка устроится на плече у Николаса, она сгонит ее с него.
Почему? Неужели она ревнует?
Нет, нет. Она просто хочет вернуть себе свой дом, свою жизнь. И необходимые средства для финансирования своего отца.
Ничего не изменится до тех пор, пока она не примет решения насчет писем.
Значит, она должна сосредоточиться на грядущих событиях.
Завтра утром экономка принесет цветы. В полдень в гостиной накроют стол и расставят посуду.
В начале вечера Николас перельет вино в графины, чтобы оно отдышалось, затем они все поднимутся наверх, чтобы переодеться.
В пять часов прибудут музыканты. В полшестого слуги начнут расставлять закуски.
Элизабет нужно будет спуститься, чтобы проследить за всем.
Нет, пусть следит домоправительница…
Господи… все происходит так быстро.
— Минна, дорогая, ты уверена, что не можешь вспомнить, где еще ты могла видеть Николаса?
— Я чувствую себя такой дурочкой, — прошептала Минна. — Я не могу вспомнить.
Или не хочет?
Откуда же подкралась такая коварная мысль? В первый вечер Минна сделала уверенное заявление о том, что знает Николаса, а затем вдруг начала утверждать, что ничего о Николасе не помнит.
