– Возможно, я неприятно удивлю вас, сударыня, – сказал он, – но не хочу таить от вас, что моя былая любовь, о которой вам и раньше было известно, не угасла во мне за все эти годы и, когда я увидел вас вновь, она так разгорелась, что ни ваша суровость, ни ненависть господина де Монпансье, ни соперничество первого принца королевства не в силах ни на миг унять ее. Разумеется, любовь более пристало выказывать в поступках, нежели в словах, но поступки сделали бы ее явной для всех, а я не хочу, чтобы кто-то, кроме вас одной, узнал, что я имею дерзость вас обожать.
В первый момент принцесса была так ошеломлена и взволнована, что ей и в голову не пришло остановить герцога, а когда через несколько минут она пришла в себя и собиралась ответить, вошел принц де Монпансье. Смущение и замешательство выразились на лице принцессы. При виде мужа она совсем растерялась, и это открыло ему больше, нежели все, что она в действительности услышала от де Гиза. Королева вышла из кабинета, и герцог уехал, чтобы не распалять ревность принца. Вечером, как и ожидала принцесса, муж был в бешенстве. Он устроил ей бурную сцену и запретил вообще когда-либо разговаривать с герцогом де Гизом. Она удалилась с тяжелым сердцем в свои апартаменты, поглощенная мыслями о случившемся. Назавтра она снова встретила де Гиза у королевы: он не заговорил с ней, но уехал сразу же вслед за ней, желая показать, что без нее ему там нечего делать. С тех пор не проходило дня, чтобы она не получала от него тысячу лишь ей одной понятных знаков любви и он не делал бы попыток заговорить с ней, когда их никто не мог видеть. Несмотря на все благие решения, принятые в Шампиньи, принцесса постепенно поверила в его любовь, и в глубине ее сердца вновь шевельнулись старые чувства.
Между тем герцог Анжуйский не давал ей покоя выражениями преданности; он неотступно следовал за ней повсюду – и к королеве-матери, и к ее высочеству сестре короля, но встречал со стороны принцессы необычайную холодность, способную излечить от страсти кого угодно, но только не его
[17]
. В ту пору стало известно, что ее высочество, будущая королева Наварры
[18]
, неравнодушна к герцогу де Гизу, и чувство это только усилилось, когда герцог Анжуйский стал выказывать свое нерасположение к нему. Когда принцесса де Монпансье узнала эту далеко не безразличную ей новость, она поняла, что герцог де Гиз значит для нее куда больше, чем казалось. Как раз в это время ее свекор, господин де Монпансье
[19]
, женился на мадемуазель де Гиз, сестре герцога, и им приходилось часто видеться на всех устраиваемых по этому поводу приемах и торжествах. Принцесса де Монпансье не могла стерпеть, чтобы человек, которого вся Франция считала влюбленным в ее высочество, осмеливался и дальше делать ей признания. Глубоко задетая в своей гордости, она страдала оттого, что так обманулась, и вот однажды, когда герцог де Гиз, увидев ее стоящей чуть в стороне от остальных гостей в доме своей сестры, попытался снова заговорить с ней о любви, она резко оборвала его и гневно сказала:
– Не понимаю, как вы смеете, используя детское увлечение, позволительное в тринадцать лет, разыгрывать из себя поклонника женщины моего положения, да еще при том, что вы любите другую и об этом знает весь двор.
Герцогу де Гизу, человеку в высшей степени умному и страстно влюбленному, не нужно было растолковывать, что означают слова принцессы.
– Вы правы, сударыня, – почтительно отвечал он. – Лучше было бы мне пренебречь честью стать зятем короля, нежели хоть на миг заронить в вашу душу подозрение, будто я могу добиваться иного сердца, кроме вашего. Но если вы позволите мне объясниться, то, уверен, я сумею оправдаться перед вами.
Принцесса не ответила, но и не отошла, и де Гиз, видя, что она соглашается его выслушать, рассказал, что, хотя он и не думал домогаться милости ее высочества, она одарила его своей благосклонностью, сам же он, не испытывая к ней никаких чувств, весьма холодно принимал эту честь, пока она не подала ему надежду на свою руку. Понимая, на какую высоту может вознести его этот брак, он заставил себя оказывать ей больше внимания, что и дало пищу для подозрений королю и герцогу Анжуйскому. Их неудовольствие, сказал он, не могло заставить его отступить от своего намерения, но если ей, госпоже де Монпансье, это неприятно, то он тотчас же покинет ее высочество и никогда в жизни больше не вспомнит о ней. Мысль о жертве, которую герцог готов был принести ради нее, заставила принцессу забыть всю свою суровость, и гнев, владевший ею в начале разговора, мгновенно угас. Она пустилась с ним в рассуждения о слабости, которую позволила себе сестра короля, полюбив его первой, и о всех преимуществах, связанных для него с этим браком. Она не подала герцогу никаких надежд, но он вдруг вновь узнал в ней множество очаровательных черт, некогда милых ему в мадемуазель де Мезьер. Хотя они очень давно не вели никаких бесед друг с другом, сердца их, забившись в такт, вступили на уже проторенный путь. Наконец они закончили разговор, наполнивший душу герцога большой радостью. Не меньшую радость испытала и принцесса, убедившись, что он любит ее по-настоящему. Но, когда она осталась одна в своем кабинете, какими только упреками не осыпала она себя за то, что так постыдно легко сдалась перед извинениями герцога! Она мысленно рисовала себе все опасности, ожидающие ее, если она проявит слабость, которую некогда с ужасом осуждала, и все неисчислимые беды, коим грозит ей ревность мужа. Эти мысли заставили ее вновь принять старые решения, развеявшиеся, однако, на следующий же день при встрече с герцогом де Гизом. Он не преминул дать ей полный отчет о том, что происходит между ним и ее высочеством. Новый союз, недавно заключенный между их семьями, предоставлял им немало возможностей для бесед, но ему трудно было победить в принцессе ревность, вызываемую красотой соперницы: перед этой ревностью любые клятвы были бессильны, и она заставляла принцессу еще упорнее сопротивляться настойчивости герцога, уже покорившего ее сердце более чем наполовину.
Женитьба короля на дочери императора Максимилиана наполнила жизнь двора празднествами и увеселениями. По желанию короля был поставлен балет
[20]
, где танцевали принцессы, в том числе и ее высочество. Только принцесса де Монпансье могла сравниться с ней в красоте. Герцог Анжуйский, герцог де Гиз и еще четыре человека танцевали мавританский танец. Все они были, как и положено, одеты в одинаковые костюмы. Во время премьеры герцог де Гиз перед своим выходом, будучи еще без маски, сказал мимоходом несколько слов принцессе де Монпансье. Она заметила, что муж обратил на это внимание, и встревожилась. Увидев через некоторое время герцога Анжуйского в маске и в мавританском костюме, она приняла его за герцога де Гиза и, подойдя к нему, сказала:
