Книга Принцесса Клевская, страница 49. Автор книги Мари Мадлен де Лафайет

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Принцесса Клевская»

Cтраница 49

Для Нарии – женщины, высоко ценившей свое достоинство, – это был удар, который она не могла перенести. Она вернулась к себе, полная горечи и обиды. Дома ей передали письмо от Аламира, который уверял ее, что пребывает в одиночестве, не желая никого и ничего видеть, так как без нее его жизнь утратила всякий смысл. Этот обман показал ей, чего стоили все его прежние слова, и ею овладело чувство жгучего стыда за саму себя, наивно принявшую за глубокое чувство пустое увлечение сладострастного ветреника. Она тут же написала Аламиру прощальное письмо, изложив на бумаге в идущих от сердца словах боль и отчаяние нежно любившей и обманутой женщины, но не соблаговолила уведомить его о своей дальнейшей судьбе. Получив послание, Аламир был поражен и даже огорчен – ум и красота Нарии были настолько необычайны, что потеря такой удивительной женщины горечью отозвалась даже в его изменчивом сердце.

Он рассказал о печально закончившейся любовной авантюре Мульзиману, который не постеснялся пристыдить своего друга.

– Вы глубоко ошибаетесь, – сказал ему Мульзиман, – если думаете, что ваше отношение к женщинам укладывается в рамки мужской порядочности.

Упрек друга пришелся Аламиру не по вкусу.

– Хочу перед вами оправдаться, – ответил он. – Я слишком дорожу вашей дружбой, и мне больно, что вы столь низкого обо мне мнения. Неужели вы считаете, что я не способен искренне полюбить ту, которая так же искренне полюбит меня?

– Вы пытаетесь оправдаться, – прервал его Мульзиман, – сваливая вину на любивших вас женщин. Хоть одна из них изменила вам? Или, может быть, Нария не любила вас искренне и преданно?

– Нария лишь думала, что любит меня. На самом же деле она любила мое положение и мое звание, которые прельщали ее. Всеми женщинами, которых мне довелось познать, руководило тщеславие и честолюбие – они любили принца Тарского, а не Аламира. Желание сделать блестящую партию и вырваться из написанного им на роду прозябания – вот что такое их любовь, точно так же, как мои увлечения и радость побед они принимают за мою истинную страсть.

– И все-таки я думаю, что к Нарии вы несправедливы, – отвечал Мульзиман, – она любила вас искренне; и именно вас, Аламира, а не принца.

– Нария завела разговор о свадьбе, как, впрочем, и все остальные. А коли так, то я перестаю верить в подлинность чувств.

– А вы полагаете, что женщины могут любить вас и не мечтать выйти за вас замуж?

– Я не хочу, – ответил Аламир, – чтобы те, кто стоят ниже меня, претендовали на замужество. Я мог бы согласиться на это, если бы влюбленная в меня женщина не знала, кто я, и, возможно, даже считала бы ошибкой связать со мной свою судьбу. Но пока во мне видят только принца и рассчитывают получить какие-то выгоды, никто не может побудить меня к женитьбе и заставить поверить в искреннюю любовь. Вот увидите, мой друг, – добавил он, – наступит день, и я полюблю искренней и преданной любовью ту, которая полюбит меня и не будет знать, что перед ней принц Тарский.

– Скорее всего, вы желаете неисполнимого, – возразил Мульзиман. – К тому же, если бы вы были способны на постоянство, вы без труда нашли бы то, что ищете, и вам не надо было бы так долго ждать чуда.

Аламиру не терпелось узнать, что сталось с Нарией, и, прервав разговор, он поспешил к ней. Ему сообщили, что Нария отбыла в Мекку, не сказав ни какой выбрала путь, ни когда вернется. Для Аламира этого было более чем достаточно, чтобы забыть о ее существовании, и все его мысли тут же обратились к Зоромаде, целомудрие которой по-прежнему блюло неусыпное око матери. Эта преграда была настолько труднопреодолимой, что Аламир отважился на крайнюю меру – спрятаться в одном из женских банных домов.

Банные дома, являющие собой образцы великолепия, женщины посещают три-четыре раза в неделю, где с удовольствием демонстрируют друг дружке свои прелести, важно расхаживая в окружении бесчисленных рабынь, несущих все необходимые для туалета предметы. Вход в эти дома мужчинам запрещен под страхом смертной казни, от которой не могут спасти их ни деньги, ни звания. Даже Аламир, которому его высокое положение позволяло не подчиняться обычным законам, вызвал бы нарушением этого запрета бурю негодования и возмущения и расстался бы не только со всеми почестями, но и с самой жизнью.

Но ничто не могло удержать его от принятого решения. Он передал Зоромаде записку, в которой сообщал о своем намерении увидеться с ней в банях, и просил подсказать ему, как и где ее найти. Зоромаду испугали последствия безрассудного поступка Аламира, но пылающая в ней страсть и желание освободиться от тоскливой затворнической жизни помогли ей преодолеть все страхи. Она описала ему банное помещение, в котором, по обыкновению, моются женщины и их семьи и где при предбаннике есть что-то вроде кладовой, вполне пригодной, чтобы укрыться от посторонних глаз. Зоромада сообщала также, что сама мыться не будет, а когда ее мать оставит предбанник и займется мытьем, они могут встретиться в этой довольно просторной кладовке. Аламир был вне себя от счастья в предвкушении столь опасной авантюры. Одарив главного банщика дорогими подарками, он проник в ночь перед встречей в бани, пробрался в кладовку и, сгорая от нетерпения, просидел там до утра.

Приблизительно в то время, когда должна была появиться Зоромада, он услышал в предбаннике шум, а когда шум стих, дверь в кладовку открылась, и вместо Зоромады он увидел незнакомое ему, в богатых одеяниях юное создание, которое сразу же покорило его необыкновенной красотой лица, отражавшего наивную невинность первой молодости. Удивление девушки было не меньшим, чем удивление Аламира. Ее также поразили его приятная внешность и изысканная одежда. При виде мужчины в столь неподобающем месте девушка, несомненно, закричала бы и позвала на помощь, если бы Аламир, несказанно обрадованный новому приключению, не приложил палец к губам. Она подошла к нему и осведомилась, каким чудом он здесь оказался. Аламир, сказав, что история эта слишком долгая, попросил не выдавать его и не губить человека, который, правда, нисколько не боится смерти, поскольку своей гибелью будет обязан самому прелестному на земле созданию. Лицо девушки покрылось краской застенчивости, и ее вид мог бы тронуть гораздо менее чувствительное, чем у Аламира, сердце.

– Я отнюдь не желаю навлечь на вас хотя бы малейшую беду, – ответила она, – но, находясь здесь, вы рискуете многим, и я не уверена, что вы отдаете себе отчет в той опасности, которой себя подвергаете.

– Я, сударыня, прекрасно сознаю, чем рискую, но, поверьте мне, это не самая страшная из опасностей, которая сегодня угрожает мне.

После этих слов, смысл которых, как он надеялся, не должен был ускользнуть от девушки, он поинтересовался ее именем и тем, каким образом она оказалась в этот час в банях.

– Меня зовут Эльсиберия. Мой отец – наместник Лемноса. Моя мать, как и я, в Тарсе всего второй день, и мы никогда здесь не бывали раньше. Матушка решила помыться, я не захотела и, оставшись в предбаннике, совершенно случайно открыла эту дверь. Позвольте, сударь, узнать ваше имя?

Аламир испытал огромную радость, повстречав юное прелестное создание, не знавшее ни его имени, ни сана, и назвался Селемином, первым пришедшим ему в голову именем друга. В этот момент послышался шум, и Эльсиберия поспешила к двери с явным намерением никого не пускать. Забыв о всякой опасности, Аламир двинулся за ней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация