На основании всего сказанного нетрудно догадаться, что принц не принимал никакого участия в делах; препятствием тому служили его молодость, наклонности и безраздельная власть над ним кардинала.
Желая описать королевский дом, я, видимо, должна была начать с того, кто является его главой, однако обрисовать государя можно лишь с помощью деяний, но те из них, свидетелями коих мы являлись до момента, о котором только что шла речь, слишком непохожи на все, что нам довелось увидеть впоследствии, и посему вряд ли могут дать о нем истинное представление. Судить о государе следует на основании того, что мы собираемся сказать далее. И тогда он предстанет одним из величайших королей, которые когда-либо существовали, честнейшим человеком своего королевства и, можно было бы сказать, – совершеннейшим, если бы он не скупился на проявление ума, дарованного ему Небом, обнаруживая его целиком, а не скрывая так ревностно за величием своего положения.
Вот каковы были лица, из которых состоял королевский дом. Что касается кабинета министров, то власть там распределялась между господином Фуке
[97]
, суперинтендантом финансов, господином Летелье
[98]
, государственным секретарем, и господином Кольбером
[99]
. В последнее время этот третий пользовался наибольшим доверием кардинала Мазарини. Всем было известно, что король в своих действиях продолжал опираться на суждения и памятные записки первого министра, но никто в точности не знал, какие именно суждения и записи оставил тот его величеству. Мало кто сомневался, что он постарался принизить королеву-мать в глазах короля, как, впрочем, и многих других лиц. Зато неизвестно было, кого он возвысил.
Незадолго до смерти кардинала господин Фуке почти утратил его расположение из-за ссоры с господином Кольбером. Суперинтенданта отличали широта ума и беспредельность амбиций; он был учтив и чрезвычайно любезен в отношении людей способных, пытаясь с помощью денег привлечь их на свою сторону и втянуть в бесконечную сеть интриг, как деловых, так и любовных.
Господин Летелье казался более благоразумным и сдержанным; соблюдая собственные интересы, он полагался на твердую выгоду, не давая, подобно господину Фуке, ослепить себя блеском и роскошью.
Господина Кольбера, в силу разных причин, знали мало, известно было лишь то, что он завоевал доверие кардинала своею ловкостью и бережливостью. Король созывал на Совет только этих трех людей, и все ждали, кто из них одержит верх над остальными, ибо каждому было ясно: они далеко не едины, и если даже вдруг объединятся, то ненадолго.
Нам остается упомянуть о дамах, которые занимали в то время наиболее видное положение при дворе и лелеяли надежду на благосклонность короля.
Графиня де Суассон
[100]
могла бы рассчитывать на это: она была его первым увлечением и сохранила давнишнюю привязанность. Особу эту нельзя было назвать красивой, и тем не менее она обладала способностью нравиться. Она не блистала душевными богатствами, но в обращении с людьми, которых знала, вела себя естественно и мило. Большое состояние дяди давало ей возможность не принуждать себя. Свобода, к которой она привыкла, в соединении с живым умом и пылкой натурой приучила ее следовать лишь собственной воле и делать только то, что доставляло ей удовольствие. У нее, естественно, были амбиции, и в ту пору, когда король увлекался ею, трон вовсе не казался ей недостижимой высотой, о которой не следовало мечтать. Дядя очень ее любил и не отвергал для нее возможности взойти на трон, но все знатоки гороскопов в один голос уверяли его, что ей это не удастся, и он, потеряв всякую надежду, выдал ее замуж за графа де Суассона. Тем не менее она всегда сохраняла определенное влияние на короля и пользовалась некоторой свободой, разговаривая с ним более смело, чем остальные, что нередко давало повод подозревать, будто иногда в их беседах все еще присутствовала любовь.
Меж тем казалось невероятным, чтобы король вновь отдал ей свое сердце. Государь в какой-то мере был более чувствителен к влечению, которое испытывали к нему, нежели к очарованию и достоинствам тех или иных особ. Он в самом деле любил графиню де Суассон до того, как она вышла замуж; но перестал ее любить, полагая, что ей небезразличен Вилькье
[101]
. Возможно, для таких предположений не было оснований, и даже более того: судя по всему, король ошибался, ибо если бы она действительно любила его, то, не имея привычки сдерживать себя, наверняка вскоре обнаружила бы это. Но раз уж король расстался с ней на основании пустого подозрения, решив, что ею любим другой, то вряд ли он вернулся бы, с полной достоверностью узнав, что она любит маркиза де Варда
[102]
.
Мадемуазель де Манчини находилась еще при дворе, когда умер ее дядя. При жизни он заключил ее брак с коннетаблем Колонна
[103]
; ждали лишь того, кто должен был представлять на бракосочетании коннетабля, дабы затем увезти ее из Франции. Трудно разобраться, каковы были ее чувства к королю и какие чувства испытывал к ней сам король. Как мы уже говорили, он страстно любил ее, а чтобы стало понятно, до чего довела его эта страсть, мы в нескольких словах расскажем о том, что произошло после смерти кардинала.
