Было Вербное, точнее — Пальмовое воскресенье. Маркиз повез Марию Анхелу к пятичасовой мессе, и ее там одарили благословенной ветвью, хотя она не понимала — зачем. На обратном пути они видели из окна кареты восход солнца. Маркиз расположился на заднем сиденье с чемоданчиком на коленях, а девочка каменным изваянием сидела напротив и смотрела на мимо проплывавшие улицы в первый и последний раз за все свои двенадцать лет. Она не проявляла ни малейшего любопытства по поводу того, куда ее везут в такой ранний час, одетую, как испанская королева Хуана Безумная, и в допотопной бабушкиной шляпе. После долгих раздумий маркиз спросил:
— Ты знаешь, кто такой Бог?
Девочка мотнула головой: нет.
На горизонте сверкнули молнии и громыхнул гром, небо заволокло облаками, а море потемнело. За углом перед ними вырос монастырь Санта Клара, белый и одинокий, с тремя этажами окон, закрытых голубыми жалюзи и выходящих на морской берег. Маркиз указал на монастырь пальцем:
— Вот и он. — И кивнул налево: — Из окон ты сможешь в любое время смотреть на море.
Девочка не подавала признаков жизни, и впервые за ее двенадцать лет он обратился к ней с разъяснением:
— Тебе надо будет какое-то время пожить с монашками из Санта Клары.
В Пальмовое воскресенье у дверей монастыря кишмя кишели нищие. Среди них толкались и прокаженные, желавшие урвать свою долю остатков монастырской трапезы и тоже кинувшиеся с протянутой рукой к маркизу. Он раздавал милостыню — каждому по монетке, — пока не истощился скудный запас предназначенных для доброго дела денег. Привратница, увидев его черные парчовые одежды и королевский наряд девочки, поспешила им навстречу. Маркиз объяснил ей, что привез Марию Анхелу по распоряжению епископа. Монахиня ни на минуту не усомнилась в словах сеньора, но, оглядев девочку, сдернула с нее шляпу.
— Шляпы здесь не носят, — сказала она.
Волосы, слабо закрепленные на затылке, хлынули девочке на спину и достали до полу. Монахиня приняла их за фальшивые. Маркиз хотел было приподнять волосы, но дочь отстранилась и без всякой помощи ловко их закрутила на макушке, чем несказанно удивила монахиню.
— Надо срезать, — сказала она.
— Это обет Святой Деве до дня ее замужества, — сказал маркиз.
Монахине не оставалось ничего другого, как признать такой довод веским. Она взяла девочку за руку, не дав ей попрощаться, и повела в глубь галереи. Щиколотка побаливала, и девочка скинула левую туфлю. Маркиз смотрел ей вслед, ковыляющей с туфлей в руке. Напрасно он ждал, что в один прекрасный миг она обернется. Но — нет. Он увидел, как она, приволакивая больную ногу, сворачивает за угол, из галереи в сад, чтобы исчезнуть в этой обители похороненных заживо.
Три
Монастырь Санта Клара
[1]
с фасада выглядел как квадратное трехэтажное здание с рядами одинаковых выходящих на море окон. Позади него низкая арочная галерея окружала тенистый запущенный сад, через который шла каменистая дорожка среди густых платанов и кустов дикого папоротника, мимо величественной пальмы, которая в тяге к свету вознесла свою крону выше монастырской кровли, и мимо громадного дерева, с ветвей которого свешивались синие грозди гелиотропа и гирлянды орхидей. Под деревом был пруд со стоячей водой в обрамлении ржавой ограды, где кувыркались ручные попугаи-гуакамайо.
Сад разделял территорию обители на две части. Справа, в жилом помещении, все три этажа занимали кельи похороненных заживо, куда чуть слышно доносился шум прибоя, бьющегося о скалы, да песнопения в часы молитвы. Отсюда монахини-затворницы проходили через внутреннюю дверь на хоры в капеллу, не общаясь с посторонними, и участвовали в богослужении, стоя за жалюзи, где могли видеть всех, не будучи видимы сами.
Великолепная внутренняя отделка — резьба из ценных пород дерева, украшавшая своды монастыря, — была выполнена одним испанским мастером-умельцем, отдавшим этой работе полжизни за право быть похороненным в нише главного алтаря. Там он и покоился почти два века под тяжестью мраморных плит вместе с епископами, настоятелями и другими важными особами.
Когда Мария Анхела попала в монастырь, там жили восемьдесят две испанские монахини со своими прислужницами и тридцать пять монахинь из местных знатных семей вице-королевства. Принеся обет аскетизма, молчания и воздержания, клариски не общались с внешним миром, довольствуясь редкими визитами родственников в келье с решетчатой перегородкой, позволявшей слышать, но не дававшей возможность видеть посетителя. Решетка находилась рядом с дверью, а свидание было ограничено во времени, строго регламентировано и всегда проходило в присутствии надзирательницы.
По левую сторону сада располагались ремесленные школы и разные мастерские, где трудились послушники и работники. В большем из помещений находились просторная кухня с дровяной плитой, длинный стол для разделки туш и пекарня. На задворках, в патио, где пол был всегда залит водой от постоянной стирки, ютились семьи рабов, а дальше шли конюшни, загоны для коз и свиней, огород и пасека, — все, что требуется для безбедной жизни.
Совсем на отдалении, куда не доходит благодать Божья, стоял одинокий дом, который шестьдесят восемь лет служил тюрьмой для инквизиции, а затем стал постоянным карцером для затворниц, сошедших с пути истинного. В заднюю камеру этого забытого Богом прибежища заточили Марию Анхелу спустя девяносто три дня после укуса собаки и при отсутствии у нее какого-либо симптома бешенства.
Привратница, которая увела с собой приезжую девочку, натолкнулась в конце коридора на какую-то послушницу, шедшую на кухню, и попросила отвести девочку к настоятельнице монастыря. Послушница подумала, что не годится тащить такую чистую и нарядную девочку через кухонное пекло, и посадила ее на каменную скамью в саду до своего возвращения. Но тут же о ней и забыла.
Две послушницы, бродившие по саду, обратили внимание на ожерелья и кольца незнакомки и спросили, откуда она взялась. Мария Анхела не отвечала. Ее спросили, говорит ли она по-испански, в ответ — мертвое молчание.
— Она глухонемая, — сказала младшая послушница.
— Или немка, — сказала другая.
Младшая стала ощупывать ее, как куклу бессловесную, расплела косу, обернутую вокруг шеи, и взялась измерять длину волос. «Почти четыре четверти», — сказала она в уверенности, что девочка ничего не слышит, и принялась растрепывать ей волосы, но Мария Анхела бросила на нее такой взгляд, что та отшатнулась и со зла показала язык.
— У тебя глаза, как у дьявола, — сказала другая послушница и тут же стащила с пальца девочки кольцо, не встретив сопротивления, но когда попыталась снять с нее ожерелья, Мария Анхела изловчилась и впилась зубами ей в руку, укусив до крови. Послушница отскочила, и обе бросились бежать.
