И снова их губы потянулись друг к другу, сгустки голубизны и серебра взметались фейерверком и, лопнув, укрывали их плечи цветными искорками — и можно было уже не бояться ни хода времени, ни посторонних глаз. Они опять поцеловались. Там и сям по краям пещеры будили эхо голоса туристов. Какой-то мальчик, нагой и загорелый, нырнул с высокой скалы, рассек воду, подобно серебряной рыбке, и голубизна вскипела тысячью платиновых пузырьков.
— Я люблю тебя всем сердцем, — шепнула Хэлли. — Что нам делать? Ох, дорогой, если бы ты умел хоть немного разумнее обращаться с деньгами!
Пещера пустела, лодочки одна за другой устремлялись к выходу в сверкающее, неспокойное море.
— До свиданья, Голубой грот! — пел лодочник. — Завтра я вернусь!
Ослепленные солнцем, Хэлли и Коркоран отпрянули друг от друга и обменялись взглядами. Голубизна с серебром остались позади, но сияние не покинуло их лица.
И здесь, под голубым небом, «я люблю тебя» прозвучало не менее убедительно.
Ожидавший их на палубе мистер Носби не произнес ни слова, только оглядел обоих внимательно и всю дорогу до Неаполя сидел между ними. Вполне осязаемое тело Носби не разрушило, однако, их единства. Ему оставалось только спешно разделить их расстоянием в четыре тысячи миль.
И лишь когда они, высадившись, уходили с пристани, Коркоран в один миг забыл о своем восторге и отчаянии, поскольку заметил нечто имевшее отношение к утреннему инциденту. Прямо у них на дороге, словно бы поджидая, стоял тот самый смуглый горбун, которому человек в рубашке указывал на их машину. Заметив их, горбун, однако, поспешно шагнул в сторону и скрылся в толпе. Пройдя мимо, Коркоран сделал вид, что хочет в последний раз взглянуть на пароход, обернулся и заметил краем глаза, как горбун показывал их еще какому-то мужчине.
В такси мистер Носби прервал молчание:
— Вам лучше бы немедленно упаковать вещи. Сразу после обеда мы берем такси и отправляемся в Палермо.
— Сегодня мы туда не доберемся, — запротестовала Хэлли.
— Остановимся в Козенце. На полдороге.
Было очевидно, что он намерен закончить совместную поездку как можно скорее. После обеда Носби попросил Коркорана пойти с ним в гараж при отеле и выбрать автомобиль, и Коркоран понял, что он не хочет оставлять их с Хэлли одних. Носби был не в духе, и его не устроили цены в гараже. В конце концов он вышел на улицу и присмотрел там ветхую колымагу. Таксист согласился отвезти пассажиров в Палермо за двадцать пять долларов.
— Похоже, эта древность до Палермо не доедет, — рискнул возразить Коркоран. — Не лучше ли будет заплатить дороже и взять другую машину?
Носби смерил его взглядом, едва сдерживая гнев.
— Мы не можем себе позволить разбрасываться деньгами, — сказал он сухо. — В отличие от вас.
Коркоран ответил на эту колкость холодной улыбкой.
— И вот еще что, — сказал он. — Вы получали утром в банке деньги или другую ценность, из-за которой за вами могут следить?
— О чем вы? — тут же спросил Носби.
— Кто-то весь день наблюдает за всеми вашими передвижениями.
Носби недоверчиво вгляделся в Коркорана.
— Вам бы хотелось, чтобы мы еще на день-два задержались в Неаполе? Как это для вас ни печально, бразды правления теперь у меня. Если желаете остаться, оставайтесь в одиночку.
— И вы не хотите нанять другой автомобиль?
— Вы начинаете мне надоедать с вашими предложениями.
В отеле, покуда грузчики относили чемоданы в высокий старомодный автомобиль, Коркорану снова показалось, что за ним следят. Он едва удержался, чтобы не обернуться. Может, у него просто разыгралось воображение и лучше поскорее выбросить все это из головы.
Когда машина сквозь ветер и сумерки двинулась в путь, было уже восемь часов. Солнце спустилось за дома, окрасив небо в цвета рубина и золота; пока путники огибали залив и медленно взбиралась к Торре-Аннунциата, Средиземное море, приветствуя это меркнувшее великолепие, обратило свои воды в розовое вино. Вверху вырисовывался Везувий, извергая из своего кратера фонтанчик дыма, добавлявшего густоты ночной тьме.
— Нам надо добраться в Козенцу к полуночи, — проговорил Носби.
Никто не откликнулся. Город скрылся за возвышенностью, и путники в одиночестве спускались по опасной и таинственной голени итальянского сапога, где расцветает буйным цветом мафия и простирается на два континента зловещая тень Черной руки. Вздохи ветра среди серых, увенчанных руинами гор отдавали жутью. Хэлли невольно вздрогнула.
— Как я рада, что я американка, — сказала она. — Здесь, в Италии, чувствуешь, будто вокруг одни мертвецы. Их видимо-невидимо, и все следят за тобой с тех холмов: карфагеняне, древние римляне, мусульманские пираты, средневековые князья с отравленными перстнями…
Торжественная мрачность окружения внушила путникам тоску. Ветер разгулялся вовсю, завывая в темных кущах вдоль дороги. Машина пыхтела, одолевая нескончаемые склоны, затем следовали извилистые спуски, и от тормозов начинало тянуть гарью. В маленькой темной деревушке Эболи такси остановилось на заправке, и, пока таксист расплачивался, из мрака проворно вынырнула другая машина и пристроилась сзади.
Коркоран попытался ее рассмотреть, но сквозь свет фар различил только четыре расплывчатых пятна вместо лиц, отвечавших ему не менее пристальными взглядами. Когда такси отъехало и под встречным ветром одолело милю подъема, Коркоран увидел, как те же фары появились из-за домов и двинулись следом. Он потихоньку сказал об этом Носби, тот нервно наклонился вперед и постучал по переднему стеклу.
— Più presto!
[10]
— скомандовал он. — Il sera sono tropo tarde!
[11]
Коркоран перевел фразы на правильный итальянский и продолжил беседу с шофером. Хэлли дремала, опустив голову на плечо матери. Через двадцать минут она проснулась и обнаружила, что машина встала. Шофер, светя спичками, заглядывал в мотор, Коркоран и мистер Носби стояли на дороге и поспешно совещались.
— Что случилось? — крикнула она.
— Поломка, — ответил Коркоран, — а у шофера нет инструмента, чтобы починить машину. Всем вам будет лучше отправиться пешком в Агрополи. Это ближайшая деревня, до нее около двух миль.
— Смотрите! — тревожно позвал Носби; фары второй машины виднелись ниже по склону, примерно в миле.
— Может, они нас подвезут? — спросила Хэлли.
— Этого нам лучше поостеречься, — ответил Коркоран. — У шаек вооруженных разбойников в Южной Италии это излюбленный прием. Более того — нас преследовали. Когда я спросил шофера, знает ли он машину, которая прицепилась к нам в Эболи, он тут же онемел. Боится сказать.
