— Что мы в первую очередь будем делать, когда доберемся до места? — спросила Милли.
— В первую очередь? — Джим рассеянно взглянул на нее и нахмурился. — Ну, я думаю, перво-наперво мне надо будет поискать работу, так? — Вызванное вином оживление сменилось у него мрачностью. — Чего тебе надо? Без конца меня дергаешь. Купи вон путеводитель, и все дела.
У Милли упало сердце: с тех пор как они затеяли отъезд, Джим еще ни разу так на нее не огрызался.
— А мы не так уж и потратились, как думали сначала, — беззаботно заметила она. — Как-никак, а больше сотни долларов еще осталось.
Джим хмыкнул. За окном вагона на глаза Милли попалась собака, тянущая за собой тележку с безногим.
— Глянь-ка! — воскликнула она. — Вот комедия!
— Ой, да заглохни ты! Навидался я уже этого.
Милли пришла в голову мысль, которая ее приободрила: ведь именно во Франции нервы у Джима расстроились; немудрено, что какое-то время он будет злиться и раздражаться.
Поезд продвигался на запад через Кан и Лизьё, по сочно-зеленым равнинам Кальвадоса. На третьей станции Джим встал и потянулся.
— Выйду на платформу, — угрюмо бросил он. — Глотну немного воздуха, душно здесь.
Да, в вагоне было душно, но Милли обеспокоило не это, а другое: двое мальчишек в детских комбинезонах с любопытством уставились на нее через окно.
— Американка? — вдруг выкрикнул один из них.
— Привет, — отозвалась Милли. — А что это за станция?
— Как?
Мальчишки придвинулись ближе.
— Как называется эта станция?
Оба, пихнув друг друга в живот, ни с того ни с сего покатились со смеху. Милли не понимала, что в ее вопросе было смешного.
Поезд резко дернулся и тронулся с места. Милли в тревоге вскочила и высунула голову из окна вагона с криком:
— Джим!
Джима нигде на перроне не было видно. Мальчишки, видя ее испуганное лицо, бежали за поездом, который прибавлял ход. Наверное, Джим запрыгнул в один из последних вагонов. Но…
— Джим! — отчаянно завопила Милли; станция осталась позади. — Джим!
Изо всех сил стараясь взять себя в руки, Милли рухнула на сиденье и попыталась сосредоточиться. Сначала она предположила, что Джим пропустил время отправления, засидевшись в кафе за выпивкой: в таком случае ей следовало тоже сойти с поезда, пока еще было не поздно, потому как теперь оставалось только гадать, что с ним может приключиться. Если у него начался очередной запой, то он будет пить не переставая, пока не пропьет все деньги. Об этом было жутко даже подумать, но это не исключалось.
Милли подождала десять, потом еще пятнадцать минут — пока Джим доберется до нужного вагона, а дальше ей пришлось признать, что в поезде его нет. Ею овладела тупая паника: ее взаимоотношения с окружающим миром переменились так внезапно и так устрашающе, что ни до провинности Джима, ни до необходимости что-то предпринимать мысли не доходили: надо было уяснить главный непреложный факт — она теперь одна. Опорой Джим был ненадежной, но какая-никакая, а все же опора. Теперь — да если этот игрушечный поезд дотащит ее до самого Китая, никто и ухом не поведет!
Не сразу, но Милли пришло в голову, что хотя бы часть денег Джим мог оставить в чемодане. Она спустила тот с багажной полки и лихорадочно перерыла всю одежду. В заднем кармане потрепанных штанов, которые Джим носил на корабле, Милли обнаружила две новенькие десятицентовые монетки. Вид монеток немного ее утешил, и она крепко стиснула их в кулаке. Больше не нашлось ничего.
Часом позже, когда снаружи уже стемнело, поезд втянулся под туманно-желтое свечение вокзала Гар-дю-Нор. Уши у Милли заложило от диковинного непонятного говора на перроне, а сердце громко застучало, когда она нажала на дверную ручку вагона. В одной руке она держала свой саквояж, другой ухватила чемодан Джима, но тот оказался очень тяжелым, с таким грузом ей было не справиться, и в приливе гнева она решила чемодан бросить.
На перроне Милли поглядела направо и налево в напрасной надежде, не появится ли где Джим, но увидела только брата с сестрой — шведов, попутчиков по плаванию: рослые и сильные, не сгибаясь под грузом навьюченных на плечи тюков, они быстро от нее удалялись. Милли, догоняя их, ускорила шаг, но потом остановилась: ей не под силу было бы рассказать им о постыдном происшествии, с ней случившемся. У них и без нее своих забот хватало.
С двумя монетками в одной руке и саквояжем в другой, Милли медленно ступала по перрону. Ее обгонял разный народ: носильщики с лесом клюшек для гольфа; взбудораженные юные американки, которых распирало от волнения встречи с Парижем; подобострастные посыльные из крупных отелей. Все спешили и торопливо переговаривались на ходу, но Милли плелась нога за ногу: впереди маячила желтая арка зала ожидания, откуда был выход в город, а вот куда ей идти дальше — Милли понятия не имела.
II
К десяти часам вечера мистер Билл Дрисколл — после двенадцатичасового рабочего дня — обычно чувствовал, что выдохся. Если и брался кого-то сопровождать, то только знаменитостей. Доходило до него известие о каком-нибудь мультимиллионере или кинорежиссере (а в эту пору Европа кишела американскими режиссерами, подыскивавшими место для натурных съемок) — Билл Дрисколл, подкрепив силы двумя чашками кофе и облачившись в новенький смокинг, самым безопасным способом знакомил приезжих с наиболее рискованными злачными достопримечательностями Монмартра.
В новеньком смокинге Билл Дрисколл выглядел превосходно: каштановые, с рыжинкой, волосы над благородным лбом, смоченные туалетной водой и приглаженные, он зачесывал назад. Частенько он с восхищением разглядывал себя в зеркале: в его жизни это был первый смокинг. Заработал он его сам, собственным умом, а равно и внушительную пачку американских ценных бумаг, поджидавших его в нью-йоркском банке. Если вам доводилось в последние два года бывать в Париже, то вы наверняка обратили внимание на просторный белый автобус с заманчивой надписью на боку:
УИЛЬЯМ ДРИСКОЛЛ
покажет вам то, чего нет в путеводителе
С Милли Кули он столкнулся в четвертом часу утра, когда, расставшись в отеле с режиссером Клодом Пиблзом и его супругой, после того как эскортировал их по известным притонам апашей — ресторанам «Зелли» и «Le Rat Mort»
[14]
(судя по всему, столь же чреватые приключениями, что и отель «Билтмор» в полдень), направлялся в свой пансионат на левом берегу Сены. Взгляд его упал на двух непрезентабельного вида субъектов, которые возле фонарного столба пытались оказать помощь пьяной, по всей вероятности, девице. Билл Дрисколл решил перейти на другую сторону улицы: он был хорошо осведомлен о нежной привязанности, какую французская полиция испытывает по отношению к чересчур активным американцам, и взял себе за правило держаться подальше от возможных неприятностей. Как раз в этот момент Милли выручило ее подсознание, и она отчаянно простонала: «Пустите!»
