По истечении почти полутора лет, проведенных им в Бостоне, к концу первого сезона Ноуэл, в суматохе массового отбытия во Флориду, Хуан решил больше не ждать. И вот сырым и промозглым февральским днем, когда детвора в резиновых сапожонках строила плотины в забитых снегом канавах, на крыльцо дома Гарно поднялся приятного вида хорошо одетый блондин и вручил горничной визитную карточку. Стараясь утишить сердцебиение, он прошел в гостиную и уселся там в кресло.
Шелест платья на лестнице, легкие шаги по залу, возглас — это Ноуэл!
— Хуан, ты ли? — воскликнула Ноуэл — удивленная, польщенная, любезная. — Я не знала, что ты в Бостоне. Я так рада тебя видеть. Думала, ты совсем меня бросил.
Голос Хуан обрел почти сразу: теперь это оказалось легче, чем раньше. Ощутила ли Ноуэл произошедшую с ним перемену, но теперь он уже не был никем, как прежде. Запас солидности не позволит ему снова вести себя как эгоистичному дитяти.
Хуан пояснил, что не прочь обосноваться в Бостоне, и дал ей понять, что дела у него обстоят блестяще; затем, хотя это и причинило ему боль, с юмором вспомнил об их последней встрече, намекнув, что покинул компанию купальщиков из-за вспышки гнева на Ноуэл. Не мог же он сознаться, что побудил его к этому стыд. Ноуэл рассмеялась. Хуан вдруг почувствовал себя до странности счастливым.
Прошло полчаса. В камине мерцал огонь. За окном темнело, и комнату окутывали призрачные сумерки, создающие внутри дома ту же обстановку, что и при недвижно-ровном сиянии звезд. Стоявший перед Ноуэл Хуан опустился на кушетку рядом с ней.
— Ноуэл…
В холле послышались легкие шаги: горничная шла отпирать входную дверь. Быстро протянув руку, Ноуэл включила электрическую лампу на столике возле кушетки.
— Я и не заметила, как стемнело, — проговорила она слишком торопливо, как показалось Хуану.
В дверном проеме появилась горничная и объявила:
— Мистер Темплтон.
— Да-да, пусть войдет, — кивнула Ноуэл.
Мистер Темплтон, вполне сложившийся джентльмен, растягивающий слова на гарвардски-оксфордский манер, чувствующий себя здесь как дома, глянул на Хуана с едва заметным удивлением, наклонил голову, пробормотал стандартно вежливую фразу и непринужденно расположился у огня. Несколько фраз, которыми он обменялся с Ноуэл, свидетельствовали о его коротком знакомстве с распорядком ее дня. Выдержав паузу, Хуан поднялся с места.
— Мне хотелось бы вскоре повидаться с тобой снова, — сказал он. — Я позвоню, хорошо? И ты сообщишь, когда мне можно будет зайти, ладно?
Ноуэл проводила Хуана к выходу.
— Я так рада была снова с тобой поговорить, — с чувством произнесла она. — Помни, я хочу часто с тобой видеться, Хуан.
Выйдя из дома Гарно, Хуан был счастлив так, как ни разу не был за целых два года. Он пообедал в ресторане в одиночестве, едва удерживаясь, чтобы не запеть; потом, не помня себя от восторга, бродил по берегу до полуночи. Проснулся с мыслью о Ноуэл, сгорая от желания поведать всем и каждому, что утраченное он обрел снова. Между ними пробежало нечто большее, чем выражали слова: как Ноуэл сидела с ним в полумраке, как она слегка, но все же заметно волновалась, когда провожала его к выходу.
Спустя два дня Хуан открыл «Транскрипт» на разделе светских новостей и пробежал колонку до третьей заметки. Тут глаза его, прикованные к ней, сузились, как у китайца:
«Мистер и миссис Гарольд Гарно объявляют о помолвке их дочери Ноуэл с мистером Брукс Фиш Темплтоном. Мистер Темплтон окончил Гарвардский университет в 1912 году и является партнером…»
VI
В три часа пополудни Хуан позвонил в дверь дома Гарно, и его провели в холл. Откуда-то сверху доносились голоса девушек, невнятный разговор слышался и из гостиной справа, где он встречался с Ноуэл всего лишь неделю назад.
— Вы не могли бы пригласить меня в комнату, где никого нет? — натянутым тоном обратился он к горничной. — Я старый друг — это крайне важно, — мне необходимо повидаться с мисс Ноуэл наедине.
Ему пришлось ждать в комнатке, примыкавшей к холлу. Минуло десять минут, потом еще десять; Хуан начал опасаться, что Ноуэл не явится вовсе. Истекло почти полчаса — и тут дверь с шумом распахнулась, и в комнатку стремительно вошла Ноуэл.
— Хуан! — радостно воскликнула она. — Это просто чудо! Я могла бы и сообразить, что ты придешь первым. — Увидев его лицо, она посерьезнела и запнулась: — Но почему тебя отвели сюда? — торопливо спросила она. — Ты должен пойти и со всеми познакомиться. Я сегодня мечусь туда-сюда, будто цыпленок без головы.
— Ноуэл! — глухо проговорил Хуан.
— Что? — Ноуэл, уже взявшись за дверную ручку, испуганно обернулась.
— Ноуэл, я пришел к тебе не с поздравлениями. — Лицо Хуана побелело, голос охрип от усилий сохранить самообладание. — Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты совершаешь ужасную ошибку.
— Какую ошибку, Хуан?
— Ты прекрасно знаешь, — продолжал он. — Ты знаешь, что никто не любит тебя так, как я, Ноуэл. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Ноуэл нервно усмехнулась:
— Хуан, но это же глупо! Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я помолвлена с другим.
— Ноуэл, ты можешь сюда подойти и сесть со мной рядом?
— Не могу, Хуан, — там добрый десяток посетителей, и я должна всех встретить. Иначе это будет невежливо. В другой раз, Хуан. Если заглянешь как-нибудь, я буду рада с тобой перемолвиться.
— Нет, сейчас! — Фраза прозвучала жестко, непреклонно, почти что грубо; Ноуэл заколебалась. — Только десять минут, — настаивал Хуан.
— Хуан, но мне и вправду нужно идти.
Ноуэл нерешительно села, поглядывая на дверь. Сидя рядом с ней, Хуан просто и без экивоков рассказал ей обо всем, что произошло с ним за полтора года, пока они не виделись. Рассказал о своей семье, о тетушке Коре, о тайном унижении, пережитом им в Калпеппер-Бэе. Потом описал свой приезд в Бостон и выпавший на его долю успех: и вот наконец-то, когда он кое-что для нее приобрел, выяснилось, что уже поздно. Хуан не утаил ничего. Его голос выражал то, что было у него на душе: от притворства и самолюбования не осталось и следа, в нем звучало одно только искреннее всепоглощающее чувство. Всему тому, что он делал, есть лишь одно оправдание, заверял он: каким-то образом заслужить право предстать перед ней, дать ей знать, насколько вдохновляла его эта преданность; пускай она обратит внимание, хотя бы мельком, на то обстоятельство, что он целых два года любил ее верно и беззаветно.
Хуан умолк, а Ноуэл заплакала. Это жестоко, сказала она, выложить перед ней все это сейчас — как раз когда она приняла главное в жизни решение. Не так-то легко было его принять, но сделанного не воротишь, и она действительно собирается выйти замуж за другого. Прежде ей не приходилось слышать ничего подобного — и она очень удручена. Ей ужасно, ужасно жаль, но ничего не поделать. Если она так ему небезразлична, надо было сказать об этом раньше.
