Люди сидели парами и группами по четыре человека: то ли они были уже знакомы, то ли непринужденная обстановка облегчала общение. Через открытое окно доносилось неровное гудение, подобное звуку, идущему в сумерках от овечьей отары, собранной в загоне. На переднем плане шла карточная игра.
Хелен и Рэчел несколько минут наблюдали за играющими, не различая ни слова. Один из мужчин, сидевший в профиль, привлек особенное внимание Хелен. Это был ее ровесник, худой и бледный, а его партнершей была румяная девушка, типичная англичанка.
Вдруг, по непонятной причине, несколько слов, произнесенных им, отделились от общего фона:
— Вам не хватает лишь опыта, мисс Уоррингтон. Смелость и опыт — одно без другого не действует.
— Хьюлинг Эллиот! Ну конечно! — воскликнула Хелен и тут же присела, потому что мужчина обернулся, услышав свое имя. Игра продолжалась еще несколько минут, а затем была прервана появлением тучной престарелой дамы в инвалидном кресле, которая подъехала к столу и спросила:
— Сегодня тебе везет больше, Сьюзен?
— Все везение на нашей стороне, — сказал молодой человек, который до сих пор сидел спиной к окну. Он был довольно плотного телосложения, с густой шевелюрой.
— Везение, мистер Хьюит? — вступила его партнерша, женщина средних лет в очках. — Уверяю вас, миссис Пейли, успехом мы обязаны лишь своей искусной игре.
— Если я сейчас не отправлюсь спать, то не засну вообще, — сообщила миссис Пейли, как будто оправдывая то, что она уводит Сьюзен, которая встала и покатила кресло к выходу.
— Они найдут мне замену, — бодро сказала девушка. Но она ошиблась. Никто даже не попытался найти другого игрока, и, после того, как молодой человек построил трехэтажный карточный домик, который тут же рухнул, все разошлись в разные стороны.
Мистер Хьюит повернул свое полное лицо к окну. Хелен и Рэчел увидели, что у него большие глаза, загороженные очками, что он румян и гладко выбрит и что, в сравнении с другими, его лицо кажется интересным. Он пошел прямо на подглядывающих, но взгляд его был направлен не на них, а на то место, где свисала собранная в складки штора.
— Спишь? — спросил он.
Хелен и Рэчел поняли, что совсем рядом с ними все это время сидел некто незамеченный. Из-за шторы были видны его ноги. Сверху прозвучал меланхоличный голос:
— Две женщины.
Послышался шорох гравия. Женщины убежали.
Они не останавливались, пока не решили, что ничьи глаза не смогут разглядеть их в темноте, а гостиница не превратилась в далекую прямоугольную тень с ровным рядом красных пятен.
Глава 9
Прошел час, нижние помещения гостиницы померкли и почти обезлюдели, зато в маленьких квадратных ячейках над ними зажегся яркий свет. Человек сорок — пятьдесят укладывались спать. Слышались стук кувшинов, опускаемых на пол, и звон тазов: перегородки между номерами были тоньше, чем хотелось бы, — как решила, легонько постучав по стене костяшками пальцев, мисс Аллан, немолодая женщина, одна из игравших в бридж. Она определила, что стены были сделаны из тонких досок, чтобы превратить один большой зал во много маленьких комнат. Ее серые юбки соскользнули на пол, она наклонилась и заботливо, даже с любовью, сложила свою одежду; заплела волосы в косу, завела большие золотые часы, доставшиеся ей от отца, и открыла полное собрание Вордсворта. Она читала «Прелюдию» — и потому, что всегда читала «Прелюдию» за границей, и потому, что взялась писать краткое «Введение в английскую литературу» — от «Беовульфа» до Суинберна — и там полагалось быть абзацу, посвященному Вордсворту. Она углубилась в пятый том и даже хотела сделать на полях карандашную пометку, когда этажом выше на пол один за другим упали два ботинка. Мисс Аллан оторвалась от книги и стала гадать, кому они могли принадлежать. Тут из соседнего номера послышался шелест — определенно, женщина снимала платье. Затем оттуда же донеслись легкие звуки, которые производит всякая женщина, приводя в порядок свои волосы. Сосредоточить внимание на «Прелюдии» было трудно. Не Сьюзен ли Уоррингтон это причесывается? Все же мисс Аллан заставила себя дочитать до конца, заложила книгу, удовлетворенно вздохнула и выключила свет.
Номер за стеной выглядел совсем иначе, хотя по форме он и соседний были одинаковы, как пчелиные соты. Когда мисс Аллан читала свою книгу, Сьюзен Уоррингтон расчесывала волосы. Веками этот час и это самое величавое домашнее занятие посвящались женским разговорам о любви, но мисс Уоррингтон было сейчас не с кем говорить, она могла только озабоченно глядеть на собственное отражение в зеркале. Она повернула голову из стороны в сторону, перебрасывая тяжелые локоны, потом отошла на шаг-другой и посмотрела на себя строгим оценивающим взглядом.
— Я миловидна, — решила она. — Может быть, не красива… — Она слегка подобралась. — Да, многие сказали бы, что я интересная женщина.
Особенно ее волновало, что мог бы сказать о ней Артур Веннинг. Она испытывала к нему решительно странные чувства. Сьюзен не признавалась себе в том, что влюблена или хочет выйти за него замуж, однако наедине с собой только и гадала, что он о ней думает, и сравнивала то, что они делали сегодня, с тем, что они делали накануне.
— Он не пригласил меня играть, но явно последовал за мной в зал, — размышляла Сьюзен, подводя итоги вечера. Ей было тридцать лет, и, в силу многочисленности ее сестер, а также ввиду уединенности жизни в сельском приходе, ей ни разу еще не делали предложения. Час откровенностей нередко был наполнен грустью, и она, бывало, бросалась на кровать, жестоко обращаясь со своими волосами и чувствуя себя обойденной судьбой по сравнению с другими. Она была высокой, хорошо сложенной женщиной, румянец лежал на ее щеках слишком яркими пятнами, но искренняя взволнованность сообщала ей своеобразную красоту.
Она уже собиралась разобрать постель, как вдруг воскликнула:
— Я же забыла! — и отправилась к письменному столу. Там лежал коричневый томик с годом на обложке. Сьюзен начала писать угловатым некрасивым почерком взрослого ребенка, как делала ежедневно, год за годом ведя дневники, хотя редко читая их.
«УТРО. Говорили с миссис Х. Эллиот о сельских соседях. Она знает Мэннов, Селби-Кэрроуэев — тоже. Как тесен мир! Она мне нравится. Прочла тете Э. главу из „Приключений мисс Эпплби“. ДЕНЬ И ВЕЧЕР. Играла в теннис с мистером Перроттом и Эвелин М. Мистер П. не нравится. Чувствую, что он „не вполне“, хотя, конечно, умен. Выиграла у них. День великолепный, вид чудесный. Что нет деревьев, привыкаешь, хотя сначала слишком голо. После ужина — карты. Тетя Э. бодра, хотя были боли, по ее словам. Не забыть: спросить о влажных простынях».
Она встала на колени, прочла молитву, а потом улеглась в постель, со всех сторон уютно подоткнула одеяло, и через несколько минут по ее дыханию можно было понять, что она спит. Дыхание было редкое, с глубокими размеренными вдохами, и напоминало дыхание коровы, которая стоит всю ночь по колено в высокой траве.
Заглянувший в следующий номер обнаружил бы лишь один нос, торчащий над простынями. Привыкнув к темноте — поскольку окна были открыты и выглядели как серые квадраты, усыпанные звездными блестками, — можно было бы различить очертания худого тела, позой зловеще напоминавшего покойника, которое на самом деле принадлежало Уильяму Пепперу, также погруженному в сон. Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь — в этих номерах жили португальские дельцы, вероятно, спавшие, поскольку оттуда доносилось храпение — размеренное, как тиканье часов. Тридцать девятый номер располагался на углу, в конце коридора, и, хотя было поздно — внизу негромко пробило час ночи, — полоса света под дверью показывала, что кто-то еще бодрствует.
