— Очень хорошо. Если он опять позвонит, когда меня не будет дома, скажите ему, что я здесь надолго. А теперь дайте мне завтрак.
Как ни боролся с собой Тони, он не мог преодолеть чувства, что одиночество его нарушено. Он не знал, что происходит (газеты — редкий случай, когда они были нужны, — не приходили), но понимал, что не может относиться равнодушно к конфликту, в котором одна половина Англии вооружилась против другой.
Можно ли продолжать разыгрывать Аттика
, если идет настоящая борьба, а не просто мелодрама, поставленная для того, чтобы запугать людей и заставить их примкнуть к той или другой стороне. Ему представлялись люди в хаки, стреляющие в людей, носивших такую же форму десять лет назад на Сомме. Прочувствованная болтовня о «старых товарищах», — конечно, чушь, но представить себе, как они стреляют друг в друга, ужасно, отвратительно. Как и всякое убийство вообще. Он с трудом окончил свой завтрак.
Встав из-за стола, он сразу позвонил Маргарит, но ее не оказалось дома. Он пошел в гостиную и взял французскую книгу очерков о Сицилии, написанную около 1840 года и иллюстрированную прекрасными английскими гравюрами того же времени. Сравнив две-три фотографии тех же изданий с гравюрами, он увидел, как художник-гравер «опоэтизировал» виды, приукрашивая одно и затушевывая другое. Вот так же большинство современных художников стараются все «депоэтизировать», восставая против буржуазной красивости и неискренности. Но неужели только безобразие правдиво? Он взял с полки том репродукций Руо
и попытался найти хоть какое-нибудь оправдание его гротескно-претенциозным обнаженным фигурам… А беспокойство все росло. Положив книги на место, он прошелся по комнате и выглянул в окно, раздумывая, не придется ли ему все-таки в конце концов поехать в Лондон и волей-неволей стать на чью-либо сторону? Будь они прокляты! Какое мне дело, что мы с ними одной породы? Разве я страж родичам моим до пятисотого колена?
Зазвонил телефон, и Тони подошел к аппарату, приготовившись к новой нахлобучке со стороны какого-нибудь велеречивого члена фирмы, но на этот раз он услышал голос Джулиана.
— Хелло, это вы, Тони? Вы знаете, у нас тут такое творится — вы не собираетесь приехать принять участие в потасовке?
— В какой потасовке? — сердито спросил Тони.
— Разве Маргарит вам ничего не говорила? Мы пытаемся выпустить очередной номер, как и некоторые другие газеты, хотя говорят, правительство собирается забрать нашу бумагу для какой-то своей дурацкой газеты. Во всяком случае, мы вчера ночью пустили одну из наших машин, напечатали газеты в один лист и развезли по городу на частных машинах.
— Ну, и что? А я вот ни одного номера не получил.
— Получите. Я соберу для вас целый комплект.
Но знаете, Тони, мне бы хотелось, чтобы вы приехали. Я получил разрешение, вас пропустят к нам.
— Да зачем я поеду?
— Ну, хорошо, я скажу, только не злитесь. У нас вчера вечером была драка и сегодня, верно, опять будет…
— Что?
— Да, драка. Какие-то шустрые малые — разумеется, не из наших рабочих — напали на один из автомобилей, и произошла битва при Альсатии.
— И вы в ней участвовали?
— Конечно. Теперь мы организуемся на военный лад, по взводам. Выяснилось, что большинство из наших — бывшие офицеры. Такие славные ребята!
— А вас не ранили вчера?
— Нет, только немножечко глаз подбили, вот и все.
Наступила пауза. Тони услыхал слабое гудение проводов. «На военный лад», «взводы». Совершенно не зная, что происходит, он представил себе уличные бои… А ведь он давал себе клятву в случае новой войны постараться уберечь от нее Джулиана или, во всяком случае, присматривать за ним. Ведь он же просто глупый, сумасбродный мальчишка, который лезет вперед, чтобы его стукнули по голове. Мой долг по отношению к молодому поколению — быть для них посмешищем в мирное время и заменять их на войне.
— Джулиан!
— Да?
— Какого черта вы впутались в эту дурацкую историю? Почему вы не могли остаться в стороне?
— У меня не было выбора. Я пришел в редакцию, как обычно, а меня зацапали.
— Надо же быть таким дураком, — почему вы не занимаетесь собственным делом?
— Благодарю. Что-нибудь еще скажете?
— Да. Я немедленно еду в Лондон. Вы уж там, пожалуйста, предупредите о моем приезде вашего взводного и швейцара, чтобы они не подстрелили меня с места в карьер.
— Вы, правда, приедете?
— Что же, я, по-вашему, шучу? И вот еще что, Джулиан…
— Да?
— Вы приютите меня? Мне не хочется будить Маргарит в такую рань… И потом она теперь такая ярая патриотка… Вы меня пристроите у себя?
— Ну конечно.
— Отлично. Если я попаду в Лондон после девяти, я приду прямо к вам в редакцию.
— А как вы думаете добраться?
— Поймаю какой-нибудь автомобиль или грузовик. Ну, до свидания.
Тони нетерпеливо бросил трубку.
Опять проклятая война, и война явно несправедливая. И никому до этого дела нет. (И все на это плюют.)
Черт побери этого мальчишку, впутал-таки меня в грязную историю и как раз тогда, когда я хотел во что бы то ни стало остаться в стороне. Только я очистился от всей этой пакости, которой наглотался на их последнем параде культуры, а теперь они устраивают новый. Благослови их боже. И всю ко-ооролеевскую с-е-емью… Он быстро и аккуратно сложил свои вещи и засунул в походный мешок. Все это было так похоже на возвращение в армию, что он машинально сунул туда же плитку шоколада, электрический фонарь и вязаный теплый шарф, чтобы мешок был помягче и мог служить подушкой. Он переоделся в темный грубошерстный костюм, в котором не страшно было попасть в любую переделку, потому что ему не было износу, а в случае чего можно было и спать, не боясь замерзнуть. Потом вспомнил, что едет всего-навсего в Лондон и будет спать на удобной складной кровати в комнате Джулиана. Немного смешны эти мелодраматические сборы.
Спустившись вниз, он позвал горничную и сказал:
— Я уезжаю на несколько дней в Лондон. Вот вам немного денег на текущие расходы, а все счета оставляйте до нашего возвращения. Если вам не хочется ночевать одной в доме, попросите прийти миссис Кромбл. Пусть все идет своим чередом, как всегда, когда мы бываем в отъезде. Кто-нибудь из нас будет звонить вам каждое утро. До свидания!
Выйдя на шоссе, он сразу увидел небольшую машину, ехавшую в нужном ему направлении. Тони помахал рукой, и автомобиль замедлил ход — это была двухместная машина и в ней сидел только один человек.
— Не можете ли подвезти меня в Лондон? — спросил Тони и добавил: — Я еду не для собственного удовольствия. Я из так называемых рабочих-добровольцев.
— Я еду в Мидчестер, — ответил тот, — но это по дороге.
