– Чем же вы можете мне помочь? – весело спросила
она. – Все, что могло случиться, уже случилось, статьи в газетах
напечатаны, а отвечать на них я не собираюсь, это я вам уже объясняла. Какую
еще помощь вы хотите мне предложить?
В этот момент к прилавку наконец соизволила подойти сонного
вида продавщица. Она встала прямо напротив Татьяны и стала с отсутствующим
видом ждать, чего пожелает покупательница.
– Вот этот торт, пожалуйста, – попросила Татьяна,
указывая пальцем на яркую коробку.
– Все? Или еще что-нибудь?
Татьяна быстро окинула глазами прилавок. Сколько всего
вкусного! И так всего хочется… Правда, если набрать все это, то нести будет тяжело,
а врач велел воздерживаться от поднятия более чем двух килограммов. Ладно,
цветную капусту она не возьмет, и шампиньоны тоже, но вот от гавайской смеси
она не удержится, это точно. И еще котлеты по-киевски, Ира всегда их здесь
покупает, они ужасно вкусные.
Сложив покупки в пакет, она собралась выйти из магазина,
когда заметила все того же журналиста, который терпеливо ее поджидал. Он вышел
на улицу вместе с Татьяной.
– Можно, я вас немного провожу? Или вы торопитесь?
– Мне некуда торопиться, я же домохозяйка, на работу не
хожу. А зачем вам меня провожать?
– Мне приятно беседовать с вами. Вы очень неординарная
женщина, Татьяна Григорьевна.
– Хорошо, и о чем мы с вами будем беседовать?
– О вас. Мне кажется, у вас наступил трудный период. Я не
ошибаюсь?
Она с удивлением взглянула на своего спутника. Приятное
лицо, внимательные добрые глаза, бархатный голос. И выражение безбрежной
доброты, сочувствия и понимания. Неужели она действительно производит
впечатление несчастной?
– Вы ошибаетесь. У меня замечательный период. Ожидание
материнства, творческий подъем – чего еще желать? Я абсолютно счастлива.
– Ваши глаза говорят о другом.
– Мои глаза говорят только о том, что мне тяжело ходить, но
с этим я мужественно борюсь. Это проблема чисто физического порядка, и потом, я
надеюсь, она скоро закончится.
Она засмеялась и переложила пакет из одной руки в другую.
– Давайте я понесу, – спохватился журналист.
– Не стоит, сумка не тяжелая.
Некоторое время они шли молча, потом журналист заговорил
снова.
– Мне кажется, вам с вашим талантом должно быть очень трудно
существовать в нашей жизни.
– Вы это уже говорили, – заметила Татьяна, – в
прошлый раз. Но разве у меня есть выход? Жизнь такова, какова она есть, и
больше никакова. Это не мои слова, но я с ними полностью согласна. Я существую
в той действительности, которая есть. Другой-то не будет.
– Вы заблуждаетесь, – с горячностью возразил ее
собеседник. – Возможна совершенно другая жизнь, в которой вы будете
творить свободно и независимо и никто никогда не скажет о вас худого слова. Вас
не будут обманывать, вас не будут предавать, вам будут помогать растить
ребенка. Но самое главное – вы не будете одиноки, вы не почувствуете себя
покинутой и никому не нужной. Вот о какой помощи я говорю.
Татьяна остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом
слегка улыбнулась.
– Все это прекрасно. Но мне это не нужно.
– Почему?
– Потому что я и так свободна и независима. Потому что я не
одинока, меня никто не обманывает и не предает. Что же касается худых слов, то
это вещь абсолютно естественная. Нет людей, которых бы любили все поголовно, и
обязательно найдется кто-то, кто говорит про тебя плохо, так что глупо пытаться
этого избежать. И у меня нет ощущения, что я покинута всеми и никому на этом
свете не нужна. Не обижайтесь на меня. Я ценю ваш порыв и благодарна вам за
готовность помочь. Но мне все это не нужно.
– Не отказывайтесь сразу, – попросил он. – То, что
я сказал, звучит не совсем обычно, согласен. Может быть, поэтому мои слова
вызвали у вас реакцию отторжения. Но вы все-таки подумайте.
– Хорошо, я подумаю, – согласилась она исключительно из
вежливости. Ей не хотелось обижать этого славного человека, который так близко
к сердцу принял оскорбляющие ее публикации и от имени всех читателей обиделся
на своих собратьев по перу.
Оставшуюся часть пути до ее дома они прошли, изредка
перебрасываясь ничего не значащими фразами о современной журналистике и о
положении с печатными изданиями.
– Знаете, читая ваши книги, мне показалось, что вы почему-то
очень не любите журналистов, – сказал он с улыбкой. – У вас иногда
появляются персонажи, занимающиеся журналистикой, и все они как на подбор
малосимпатичные. Это связано с вашим личным отрицательным опытом общения с
ними?
– Ну что вы, я к журналистам прекрасно отношусь. Они же не
виноваты, что в их профессии такие правила игры, и честно их соблюдают. Нельзя
же обвинять врачей-гинекологов в убийствах только потому, что они делают
аборты. Работа такая. Журналисты поливают людей грязью и публично стирают их
нижнее белье, потому что газета должна приносить прибыль, иначе она умрет. А
приносить прибыль она может только тогда, когда ее будут активно покупать.
Чтобы газету или журнал покупали, они должны будоражили мысли и чувства
максимально большого числа людей. А дальше все просто: каково население, такова
и пресса. Если людей в данной стране и в данное время будоражат исключительно
чужие прегрешения, если населению хочется каждый день читать о ком-то, что он
сексуальный извращенец, сволочь, вор и взяточник, то нужно всего лишь пойти
навстречу этим пожеланиям, и все будет в порядке. Издание будут покупать, и оно
будет приносить прибыль. Вот и все. Так что обижаться на них совершенно не за
что.
– Да, нелестное у вас мнение о нас, – покачал головой
журналист. – Но вы удивительно мудры, Татьяна Григорьевна. От вас даже
такое выслушать не обидно.
– Мы пришли, – заметила Татьяна. – Спасибо, что
проводили.
– Вы обещаете подумать о том, что я сказал?
– Обещаю, – быстро ответила она, чтобы отвязаться от
него, и тут же вошла в подъезд, чтобы он не успел попросить ее номер телефона
или сунуть ей визитную карточку со своими координатами. Иначе как же он сможет
узнать о результатах ее раздумий?
* * *
– Почему вы не докладываете мне о ходе комбинации с
Томилиной? У меня такое впечатление, что вы избегаете разговора на эту тему.
Возникли трудности?
– В некотором роде. Но я полагаю, они легко преодолимы.
– Мне не нравится ваше настроение, и оптимизма вашего я не
разделяю. В чем дело? Что с этой Томилиной не так?
– Она отказывается от помощи. Я не понимаю, в чем дело. Все
было разыграно как по нотам, а она соскакивает.
– Вот! Я так и знал, что ваш метод ни к чему хорошему не
приведет! Вы вечно гонитесь за какими-то новациями, витаете в эмпиреях,
изобретаете бредовые теории, придумываете черт знает что, вместо того чтобы действовать
старыми проверенными методами. Надо было работать с ней так же, как со всеми,
изучать личность, собирать сведения, знакомиться, входить в доверие, а вы
придумали какой-то идиотский литературный анализ и полагаете, что на его основе
сможете выявить личностные характеристики объекта. Не сможете! Я и раньше это
подозревал, а теперь это стало для меня абсолютно очевидным. Томилина оказалась
совсем не такой, какой вы ее себе нарисовали, и вся ваша схема на нее не
действует.
