Настя удрученно рассматривала кофейный осадок в своей чашке.
Ничего у нее не вышло. А ведь она была изначально уверена, что уговорит Татьяну
без малейшего труда. В чем же дело? В том, что она совсем мало знает жену
своего давнего приятеля Стасова и не смогла найти нужных слов, подобрать ключик
к ее характеру? Или в том, что она вообще утратила способность искать эти нужные
слова и ключики, потому что инстинктивно старается говорить как можно меньше и
максимально сокращать время общения с другими людьми? Неужели пережитый зимой
стресс так мощно ударил по ее профессионализму? Кошмар. С этим надо что-то
делать. Не уговорить писателя выступить по телевидению! И не какого-то чужого,
незнакомого писателя, а человека, которого знаешь целых четыре месяца лично, да
еще полтора года по рассказам Стасова. Это же надо совсем ничего не уметь,
чтобы не выполнить такую простейшую задачу!
– Ладно, – грустно сказала она, – я поняла, на
участие в передаче ты ни за что не согласишься. А что мне ответить Дороганю?
– Кто такой Дорогань? – тут же встрял ревнивый Стасов.
– Продюсер. Хочет снимать фильмы по Таниным книгам и просит
ее написать сценарий, – пояснила Настя.
– Я уже все объяснила, – чуть раздраженно сказала
Татьяна. – Мне нужно закончить книгу. Пока книга не будет дописана,
никаких сценариев. А потом можно будет вернуться к этому разговору, если твой
Дорогань не остынет.
Настя решила больше ни на чем не настаивать. В конце концов,
Дорогань ей был нужен только для проталкивания Татьяны в программу к Уланову в
качестве писательницы. Если же Таня отказывается, то и интересы кинопродюсера
Настя отстаивать не будет.
Посидев для приличия еще минут двадцать, она распрощалась и
поехала домой.
* * *
С Лутовым я познакомился примерно месяц назад, когда Оксана
Бондаренко готовила передачу об очередном кризисном центре. Центров этих
наплодилось в последние годы видимо-невидимо, из всех щелей повыползали
милосердные доморощенные психологи, жаждущие помочь людям, попавшим в тяжелую
жизненную ситуацию и намеревающимся свести счеты с опостылевшим бытием. Гостем
программы был, собственно, руководитель такого центра, а Лутов пришел вместе с
ним на запись в качестве ходячей моральной поддержки.
Перед записью я, как и полагалось, минут сорок просто
потрепался с гостем и его сопровождающим, Оксана поила нас кофе с пирожными, а
я, что называется, «устанавливал контакт». И только к тому моменту, когда пора
было идти в студию, я вдруг понял, что сам гость мне совершенно не интересен, а
вот его сопровождающий, среднего роста мужчина с абсолютно лысым черепом,
слегка горбатым носом и глубокими серыми глазами, меня буквально заворожил. Все
время, пока шла запись, я думал только о том, что в этом мужике такого
особенного. И сразу же после окончания беседы перед камерой я пригласил их
обоих выпить еще кофе. Оксана, помнится, кинула на меня изумленный взгляд:
такое раньше не практиковалось. После записи мой гость (я даже не удосужился
запомнить его фамилию, до такой степени он был мне безразличен) как-то приутих,
видно, осознал, что свой долг перед Отечеством он выполнил и больше от него
ничего не требуется, а Лутов, напротив, активно включился в разговор. Он
показался мне человеком необыкновенно доброжелательным, но самое главное – он
обладал тем, что многие называют магнетизмом. Я совершенно не мог противиться
его обаянию, и, когда он улыбался мне, я как дурак непроизвольно растягивал
губы в ответной улыбке и чувствовал себя абсолютно счастливым. Мне отчего-то
ужасно хотелось заслужить его похвалу, и я ощущал себя рядом с ним маленьким
школьником, отвечающим урок любимому учителю, которого я боготворю.
Когда передача была смонтирована, Оксана, как обычно,
пригласила руководителя кризисного центра на просмотр, и я волновался, как
ребенок: придет ли он один или снова с Лутовым. И, увидев их вместе,
обрадовался, как юнец, дождавшийся свою девушку на углу у телеграфа. На этот
раз Лутов понравился мне еще сильнее. Собственно, гостя программы я нагло
спихнул Оксане и режиссеру, пусть смотрят, что получилось, и вносят поправки,
от меня уже ничего не требуется, ну, может быть, дописать какой-нибудь кусочек,
но это решаю не я, а опять же режиссер. Я вцепился в Лутова, как нищий в прохожего,
стараясь выглядеть умным и образованным и периодически ловя себя на том, что
заискивающе заглядываю ему в глаза.
Мне показалось, что Лутов тоже ко мне проникся чем-то
дружеским, потому что стал рассказывать о кризисном центре кое-какие подробности,
не прозвучавшие во время записи. Сами подробности меня мало интересовали, но он
несколько раз обмолвился, что, дескать, человеку с моими данными куда
интереснее и полезнее работать у них, чем прозябать в сомнительной
телевизионной программе. Под «моими данными» он подразумевал умение спокойно и
доброжелательно разговаривать с людьми, показывая им, что они на самом деле
намного умнее и интереснее, чем думают о себе сами.
– После беседы с вами у человека повышается
самооценка, – говорил он, – а для пациентов нашего центра это,
пожалуй, самое главное. Помочь человеку взглянуть на себя другими глазами – это
и есть тот ключ, при помощи которого мы открываем ему дверь, и он получает
возможность выйти из того угла, куда сам себя загнал.
– Я могу расценивать ваши слова как приглашение на
работу? – пошутил я.
Лутов тогда посмотрел на меня очень серьезно и кивнул.
– Безусловно. Правда, если вы надумаете бросить телевидение
и стать членом нашего коллектива, вам придется принять наш образ жизни. Он
может вам совсем не понравиться.
Тогда, месяц назад, я еще был жив, и живы были Витя с
Оксаной, я еще любил Вику и не помышлял о том, чтобы бросить телевидение,
поэтому предложением Лутова не заинтересовался. Но сам этот лысый горбоносый
человек притягивал меня как магнит. Я бы с огромным удовольствием послал
подальше всех своих друзей-приятелей, если бы взамен получил одного такого
друга, как Лутов. Умного, спокойного, надежного, не перекладывающего на тебя
свои бесконечные мелкие проблемы. Что-то в нем было такое… Даже словами не
выразить.
В третий раз мы встретились с ним после того, как запись
передачи прошла в эфире. Я, честно признаться, был сильно удивлен тому, что
Лутов захотел повидаться со мной. Витя Андреев вел дела таким образом, что наши
гости как-то не пылали желанием встречаться с нами после передачи. Вероятно,
они испытывали к нам некую смесь благодарности и отвращения. И звонок Лутова
поверг меня в недоумение. Правда, надо признаться, радостное. Я догадывался,
что он собирался мне сказать, но от него готов был выслушать даже это.
Почему-то мне казалось, что от такого человека, как Лутов, можно принять любую
критику, даже самую нелицеприятную. Короче, я согласился встретиться с ним в
том самом заведении, где мы с Викой любили пить кофе и где я на днях увидел ее
с любовником.
К моему удивлению, Лутов не произнес ни слова по поводу
программы. То ли делал вид, что не знает, то ли и в самом деле не знал, хотя
мне это казалось маловероятным. Разговор у нас пошел совсем о другом.
