* * *
В отличие от Насти Каменской следователь Татьяна Образцова
любила заниматься экономическими преступлениями и делала это очень даже
неплохо. А вот убийства она не любила. Но в преддверии ухода в дородовой отпуск
ей нужно было «подчищать концы». Начальник сказал ей:
– Татьяна Григорьевна, постарайтесь довести до конца те
дела, которые можно реально успеть завершить за оставшееся время. Остальное
будем передавать другим следователям. Не тратьте время на работу по тем делам,
где сроки пока не жмут, завершайте то, что не терпит отлагательства. Вернувшись
в свой кабинет, который она делила еще с двумя следователями, Татьяна достала
реестр и стала выбирать из списка уголовные дела, отмечая карандашом те, по
которым все сроки или уже прошли, или вот-вот истекут. К этому моменту у нее в
производстве находилось восемнадцать уголовных дел разной степени сложности:
восемь квартирных краж, три разбоя, четыре невероятно ловких мошенничества,
одно изнасилование и два убийства. Из этих восемнадцати дел в первую очередь
следовало заняться тремя. Разбойное нападение на отделение сбербанка висело на
Татьяне уже Бог знает сколько месяцев, вернее, Татьяна приняла дело в январе,
когда переехала из Петербурга в Москву и перешла на работу в одно из окружных
управлений внутренних дел. А до этого нападением на сбербанк больше полугода
занимался другой следователь. Сроки по делу дважды продлевали, но процесс
расследования с места не сдвигался, и никаких перспектив закончить его в
течение ближайшего месяца Татьяна не видела. Полистав до смешного убогое дело,
она со вздохом отложила его в сторону, понимая, что материалы придется
передавать третьему следователю и при этом выслушать от начальства все, что
причитается. Ладно, не в первый и не в последний раз.
Теперь мошенничество. Эта папка, в отличие от предыдущей,
была пухлой, мошенники оказались ребятами разворотливыми и успели «нагреть»
почти тридцать человек и около десятка организаций, пока их не поймали. В
настоящий момент шесть членов преступной группы находились под стражей, но делу
никак не удавалось придать законченный вид и составить обвинительное
заключение, потому что, как обычно в таких случаях, возникали сложности с
потерпевшими. Почти все они были не москвичами, и их розыск и допрос требовали
много времени. Люди не сидели на месте, они разъезжали по всей стране, выезжали
за границу на отдых или по делам, отказывались давать показания, потом все-таки
давали их, но путались, ошибались, лгали, отказывались от сказанного. Нужно
было проводить очные ставки и опознания, а время шло, шло… Такие дела Татьяна
любила и, когда удавалось благополучно дотащить их до суда, счастливо вздыхала,
шла в магазин и покупала себе какую-нибудь милую женскую глупость вроде зажима
для шейного платка или очередного лака для ногтей.
И, наконец, убийство. Почти двухмесячной давности.
Материалов в папке немало, а толку – чуть. И двухмесячный срок близится к
концу, нужно либо выносить постановление и приостанавливать дело «в связи с
неустановлением лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности»,
либо получать разрешение на продление срока предварительного следствия.
Приостанавливать дела следователь Образцова терпеть не могла. И хотя в этом не
было ничего особенного и никого за этого сильно не ругали, для нее самой каждое
приостановленное дело превращалось в маленькую трагедию. Приостановить дело для
нее означало публично расписаться в полной беспомощности, в том, что она больше
ничего придумать не может, что она исчерпала ресурсы своего интеллекта и
фантазии. Ей каждый раз казалось, что кто-нибудь, начальник, например, или
прокурор по надзору за следствием, или просто коллега-следователь посмотрит
дело и тут же найдет массу «проколов» и «дырок», придумает новые, лежащие на
поверхности версии, которые Татьяна не додумалась выдвинуть и проверить,
обнаружит несостыковки в показаниях, уцепившись за которые можно было вытянуть
необходимую информацию, но которые Татьяна проглядела.
Суть же состояла в следующем. Труп молодой женщины по имени
Инна Пашкова был обнаружен в ее собственной квартире. Проживала Пашкова одна, и
тело обнаружила милиция, когда взломали дверь по заявлению соседей о том, что
Инны давно не видно, а из квартиры исходит подозрительный неприятный запах. На
теле погибшей были множественные следы истязаний и пыток, она умерла от потери
крови.
Выяснилось, что Инна Пашкова занималась «снятием сглаза,
порчи, восстановлением супружеских отношений и потенции». Во всяком случае,
именно так гласили регулярно помещаемые ею в газетах рекламные объявления.
Поэтому первое, чем занялись оперативники и следователь, была отработка всех
клиентов Пашковой, более известной под именем Инесса. Предполагаемые мотивы –
ограбление, месть, психопатологическая мотивация. Версия убийства в ходе
ограбления была более чем правдоподобной, Инесса была дамой небедной, о чем
недвусмысленно свидетельствовала обстановка ее квартиры. Месть могла иметь
место со стороны клиента (или клиентки), которому Пашкова не помогла, хотя и
давала твердые гарантии, и денег взяла много. Что касается психопатологии, то и
это вполне могло иметь место, ибо клиентура Инессы состояла из людей, которые
не могли справиться со своими проблемами и искали помощи от потусторонних сил.
Стало быть, в эти силы искренне верили. А отсюда и до патологии недалеко.
Самые большие трудности возникли с версией об ограблении,
поскольку Пашкова, как уже говорилось, проживала одна, и никто точно не мог
сказать, какие у нее были ценности и где она их хранила. Близких подруг у нее
не обнаружилось. Соседи, правда, утверждали, что у нее бывал приятной
наружности мужчина лет около сорока, и предполагали, что это ее любовник, но
кто он такой – никто не знал. Образ жизни Инесса вела замкнутый, в гости к себе
соседей не звала и к ним не ходила. Да они и побаивались ее, называли между
собой колдуньей и ничего хорошего от такого соседства не ждали.
Тот факт, что личность этого «любовника» так и осталась
невыясненной, породил еще одну версию: Пашкову убил именно он, то ли из
ревности, то ли еще по каким причинам. Но искать его было нужно. Хотя как это
делать – совершенно непонятно, имени его не смог назвать ни один человек из
числа знакомых или родственников Инессы. И не потому, что она как-то особенно
тщательно это имя скрывала, а просто потому, что вообще была скрытной по натуре
и все давно к этому привыкли.
– Что вы хотите, – заявила на допросе старшая сестра
Пашковой, – она же колдунья. Она должна быть окружена тайной, завесой
загадочности, иначе ей никто не поверит. Инка с самого детства увлекалась этой
мурой. Мы с родителями специально уговорили ее в медицинский институт
поступать, надеялись, что чистая наука у нее всю дурь из головы выбьет, а она
диплом получила и сказала: «Я теперь знаю намного больше. И чем больше я узнаю,
тем тверже верю в непознанное». Мы на нее рукой махнули, пусть живет как знает.
Она в последние два года у нас и не бывала почти, приезжала только родителей с
днем рождения поздравлять. Забежит на полчаса, поцелует, подарок принесет и
убежит. Мы на нее не обижались, даже радовались в глубине души, что она не
бывает у нас. Перед соседями стыдно, все знают, чем Инка занимается, смеются
над ней. Да и быть в ее обществе, скажу я вам, мало приятного. Вся из себя
мрачная, всегда в темном, на веках черные тени, говорит медленно, даже не
говорит, а вещает. Колдунью из себя строит.
