– Не будем это обсуждать, – равнодушно ответил
я. – Что сделано – то сделано. Я рад, что ты восприняла это спокойно, это
делает тебе честь.
В холодном молчании мы дошли до дома. Вика поднялась в
квартиру, а я вывел машину из «коробки» и поехал к матери. Мне предстояло еще с
ней объясняться. Тоже задача не из легких.
* * *
В квартире матери витал устойчивый запах хлорки. За много
лет я к нему привык. Одним из проявлений ее сумасшествия было маниакальное
стремление к чистоте, в котором не было бы ничего сомнительного, если бы не
твердая убежденность в том, что единственное дезинфицирующее средство на свете
– это хлорка. Мать умудрялась выискивать в магазинах именно те чистящие и
моющие средства, которые содержали в себе этот замечательный компонент и
издавали соответствующий аромат. Уборкой она занималась целыми днями напролет.
Пока мы жили вместе, я с ужасом ждал каждый день, что кто-нибудь из нас рано
или поздно отравится, потому что мать где-нибудь, например, на посуде, оставит
несмытый хлорированный препарат. Ну сами посудите, разве можно было в такой
квартире иметь ребенка?
Мне повезло. Когда я к ней заявился, она была почти
нормальной. Так сказать, в ремиссии. Это давало мне шанс добиться хоть
какого-то понимания. Поцеловав мать, выгрузив из сумок продукты и выпив чаю из
чашки, от которой исходил подозрительный, но так хорошо знакомый запах все той
же хлорки, я приступил к главному.
– Мама, ты не можешь больше жить одна, – начал я.
– Но вы же от меня уехали, – капризно возразила она,
впрочем, не погрешив при этом против истины.
– Даже если бы мы не уехали, это ничего не изменило бы. Мы с
Викой целыми днями на работе, а ты одна. Ты уже не в том возрасте, чтобы
обходиться без посторонней помощи.
– Ты хочешь запереть меня в застенок, – тут же заявила
мать. – Я всем в тягость, вы хотите от меня поскорее избавиться и получить
эту квартиру. Я все знаю, Саша, и тебе меня не обмануть. И думать не смей!
– Мама, мне не нужна твоя квартира. Я только хочу, чтобы
рядом с тобой находился кто-нибудь, кто присматривал бы за тобой и помогал по
хозяйству.
– Мне никто не нужен, – безапелляционно отрезала
она. – Я прекрасно справляюсь сама.
Спорить с ней было трудно, она не осознавала своего безумия
и своей болезни, а физическая форма у нее была прекрасная. Здоровое сердце,
хорошие сосуды, отличные суставы без малейших признаков отложения солей. Вон
лицо гладкое какое, морщин не больше, чем у Вики. Она могла по десять часов
подряд заниматься мытьем полов и окон, стирать, гладить белье, вытирать пыль с
книг на высоких, под потолок, стеллажах, таская за собой стремянку по всей
квартире. Особую любовь она питала к ручной стирке, хотя стиральную машину мы
купили давным-давно, и при этом почти никогда не пользовалась услугами
химчисток. Так что можете себе представить, как часто, например, в ванной
замачивались шторы и занавеси, а также скатерти и покрывала с диванов. Конечно,
такому человеку невозможно доказать, что он нуждается в посторонней помощи.
Страх перед грязью был у моей матушки просто патологическим,
и это становилось в период обострений болезни основной темой ее выступлений. В
таких случаях она громко и по нескольку часов подряд вещала в пространство о
крысах, которые наводнили город и разносят заразу, о врагах народа, которые
ведут специальные разработки в тайных лабораториях с целью создать препарат,
который сделает ядовитым и смертоносным обыкновенную бытовую и уличную пыль и
тем самым изведет на корню всех русских, а также о коррумпированном
правительстве, которое умышленно не борется с грязью, дабы заставить честных
граждан покупать чистящие средства, поставляемые из-за рубежа, и таким образом
наживается, так как средства эти, разумеется, низкого качества и экологически
вредные, а зарубежные фирмы дают нашему правительству огромные взятки за
заключение контрактов на поставку. Логическим выводом из всего вышесказанного
было то, что все кругом – сволочи и вредители, а доверять можно только родной
отечественной хлорке.
Пришлось идти на обман, другого пути я не видел.
– Мама, нам с Викой придется уехать года на два, на три, нам
предлагают очень интересную работу за пределами Москвы, и я не могу допустить,
чтобы ты осталась здесь совсем одна. Давай подумаем о том, чтобы рядом с тобой
кто-то был. Можно, например, найти приличную женщину, которая будет с тобой
жить…
– И пачкать мою квартиру? – с негодованием прервала
меня мать. – Еще чего! Убирать за чужими я не собираюсь.
– Она сама будет убирать, – терпеливо объяснял
я, – и в магазин будет ходить, и ухаживать за тобой, если ты заболеешь.
– Она уберет! – с нескрываемым презрением фыркнула она. –
Два раза махнет тряпкой – и готово. Нет, я никому не доверяю, я все должна
делать сама.
– Не забывай, ты инвалид, ты не всегда сможешь делать все
сама, а у меня душа будет спокойна, если я буду знать, что рядом с тобой есть
помощница. Мама, пойми, я не смогу уехать из Москвы, если ты останешься одна.
Ты что, хочешь, чтобы я загубил свою карьеру? Дай мне возможность нормально
работать и зарабатывать деньги, в конце-то концов! Пусть тебе никто не нужен,
но ради меня ты можешь согласиться? Ради меня.
– Интересно ты рассуждаешь, – язвительно заявила
мать. – У тебя что, денег нет?
– Представь себе, нет, – тут же солгал я. – Все,
что я заработал, ушло на квартиру, я до сих пор не рассчитался с долгами.
Поэтому мне нужно зарабатывать больше. А квартиру на время моего отсутствия я
сдам за хорошие деньги, и это тоже будет доход.
– Зачем тебе столько денег? Ты одет, обут, сыт, даже на
машине ездишь. Куда тебе еще? Откуда эта жадность, Саша? Я не понимаю нынешнее
поколение. Вот я в молодости имела одно пальтишко на все четыре сезона и была
счастлива, потому что у других и этого не было.
Она начала заводиться и битых полчаса читала мне лекцию про
достоинства сталинских времен и про царящий ныне в России бардак, про мою
жадность и безнравственность и про то, какую чудовищную жену я себе выбрал.
– Я знаю, зачем тебе деньги! – визжала мать. – Это
она, это все она из тебя кровь сосет! Ей нужны тряпки, побрякушки, развлечения,
недаром она детей не рожала, ей нужны только удовольствия, а не заботы! А ты
как телок послушный идешь у нее на поводу и ничего не видишь! Я уверена, что
она тебе изменяет, и деньги ей нужны на молодых любовников, а ты готов бросить
старую, беспомощную мать, чтобы потакать ее прихотям!
Я похолодел. Не зря, видно, говорят, что у сумасшедших
появляется удивительная проницательность, какое-то ясновидение, они смотрят на
мир совершенно другими глазами и умеют видеть то, чего не видит никто. Как она
почувствовала это в Вике? Даже для меня, прожившего с женой бок о бок столько
лет, эта сторона ее личности оказалась неожиданной, а мать, оказывается, давно
это знала.
– Ты говоришь, тебе нужны деньги? – продолжала
она. – Ты в долгах? А на какие, позволь спросить, средства ты собираешься
нанять мне помощницу?
