Теперь же он остался один на один со своим страхом, да что
там страхом – ужасом. Сын Мишенька в Англии, Юля отправила его туда учиться,
благо английским языком мальчик владеет как родным, с младенчества занимался.
Миша живет в семье Юлиной троюродной сестры, которая много лет назад вышла
замуж за англичанина и уехала в Лондон на постоянное жительство. Готовчиц не
стал вызывать сынишку на похороны, и не потому, что дорого, деньги-то есть, а
потому, что дети не любят горя. Одно дело, когда ребенок здесь, в Москве, и
рядом с ним есть кто-то из близких, и вообще, можно как-то управлять ситуацией,
и совсем другое дело – десятилетний мальчик летит один через всю Европу на
похороны матери. Юлина сестра приезжать не собиралась, ей такие расходы не по
карману, она отвезла бы Мишу в аэропорт, а потом он был бы предоставлен сам
себе, одинокий и потерянный, с огромным горем, с которым не справляется его
маленькое сердечко. Нет уж, пусть лучше останется в Лондоне, подальше от гроба,
венков, траурных речей и слез.
Мишенька далеко, Юли больше нет, зато есть пустая просторная
квартира, наполненная страхом. Борис Михайлович боялся подходить к телефону и
обливался холодным потом, когда раздавался звонок в дверь. Но не отвечать на
телефонные звонки он не мог, потому что идет следствие по делу об убийстве Юли
и он может в любую минуту понадобиться работникам милиции. И радовался, когда они
приходили к нему домой, потому что это давало возможность хоть ненадолго
отключить телефон, не говоря уже о том, что избавляло от необходимости выходить
на улицу. После похорон Юли он из квартиры ни разу не вышел. Хлеба давно уже не
было, сахар тоже кончился, да и другие продукты были на исходе, нужно было
думать о том, как жить дальше, но не было сил. Страх парализовал его, не давая
ни думать, ни тем более что-то делать. Готовчиц оживал только тогда, когда к
нему приходил следователь Гмыря или эта девочка из уголовного розыска,
Каменская. Их он не боялся, ибо точно знал, что не убивал свою жену и может
спокойно отвечать на любые их вопросы. Следователь Гмыря, конечно, мужик ушлый,
ответы слушает, записывает, но по лицу видно, что ни одному слову не верит. Да
и пусть не верит, лишь бы к себе не вызывал. А девочка с Петровки,
Анастасия, – она забавная. И даже трогательная какая-то. Смотрит
сочувственно, кивает, верит всему, проблемами своими делится. Надо же,
оказывается, и у милиционеров неврозы бывают. Впрочем, что ж удивляться,
работа-то у них какая! С девочкой он, кажется, удачно разобрался, теперь она
при случае скажет, где надо, что профессор Готовчиц – специалист экстра-класса,
и еще одна гирька упадет на весы, на которых взвешиваются «за» и «против» его
приглашения на работу в МВД. А работу эту получить очень хочется. Очень.
Племянница крупного чиновника из МВД сказала Готовчицу, что его имя попало в
списки кандидатов, и теперь остается только ждать. Сейчас еще какая-то
следовательша придет, Образцова. Чему удивляться, Юля все-таки депутатом
Госдумы была, наверное, над раскрытием преступления много людей работают. А
может, Гмырю этого отстранили от дела, потому как результата нет, другому
следователю поручили. Слава Богу, можно отключить телефон и не включать его уже
до завтрашнего утра. Если кто будет искать, так Образцова потом подтвердит, что
он был дома, никуда не уезжал и от следствия скрыться не пытался.
Надо бы прибраться немного… Готовчиц взял тряпку с
намерением протереть мебель и тут же обессиленно опустился на диван. Ничего не
хочется, ни на что нет сил. Черт с ней, с пылью, не будет он убираться. Перед
гостьей неловко? А чего тут неловкого, когда человек жену похоронил. Ему все
простительно, и пустой холодильник, и неубранная квартира.
Когда прозвенел дверной звонок, он замер в ужасе, не в
состоянии пошевелиться. «Иди и открой, – говорил себе Борис
Михайлович, – это следователь, она же звонила и предупредила, что придет
около половины пятого. Сейчас без двадцати пять, это наверняка она. Даже если
это не она, то она тоже вот-вот подойдет, и тебе ничего не успеют сделать. Иди
же, открывай дверь. А вдруг это не она?»
Каждый раз, идя к входной двери, Готовчиц мысленно прощался
с жизнью. Сейчас он тоже внутренне зажмурился и вышел в прихожую на негнущихся
ногах. «Глазка» в двери не было, все собирались сделать, да руки не доходили.
– Кто там? – спросил он, не слыша самого себя.
– Образцова, – раздался в ответ женский голос.
Пальцы плохо справлялись с замком. Наконец дверь
распахнулась. На пороге стояла толстая баба с отечным лицом и усталыми глазами.
– Здравствуйте, Борис Михайлович, – поздоровалась
она. – Я могу войти?
– Проходите.
Он посторонился, пропуская толстуху в квартиру. Глядя, как
неловко она двигается, снимая широкий плащ, Готовчиц удивился тому, что
следователи, оказывается, бывают и такими. Не жесткими ушлыми мужиками, как
Гмыря, а такими вот тетками, грузными и неповоротливыми, с нездоровым цветом
лица и безразличием в глазах. Такой что ни напой – все скушает, всему поверит,
ей работа до лампочки, ей лишь бы домой скорее прибежать да к плите встать.
Небось детей штуки три по дому носятся, прикинул Готовчиц, уж больно лишнего
веса в ней много, а по сложению она как раз похожа на тех мамочек, которые с
каждым рожденным малышом приобретают по десять килограммов. Да и муж, наверное,
ей под стать, такого прокормить – целый день готовить надо.
– Не возражаете, если мы посидим на кухне? – спросил
он.
Кухня была относительно небольшой, и в ней Готовчиц еще
как-то ухитрялся поддерживать порядок. Вести следователя в пыльную, неубранную
комнату ему было стыдно.
– Конечно, если вам там удобнее, – согласилась
Образцова.
Она устроилась за кухонным столом, открыла сумку, достала из
нее папку, а из папки – бланк протокола.
– Меня зовут Татьяной Григорьевной, – сообщила она, не
глядя на Готовчица. – Вы не будете так любезны принести свой паспорт?
Он молча протянул ей паспорт, который держал здесь же, на
кухне, в одном из ящиков. Гмыря приходил к нему три раза и каждый раз требовал
паспорт. Борис Михайлович не понимал, зачем это нужно, но документ на всякий
случай держал под рукой. Кто их знает, эти милицейские порядки!
– А где мой тезка? – спросил он.
– Вы кого имеете в виду? – откликнулась Образцова,
быстро переписывая паспортные данные в бланк протокола и не поднимая головы.
– Следователя Гмырю. Бориса Витальевича Гмырю.
– Не знаю. Вероятно, он на службе. Он вам нужен?
– Нет, просто… Я подумал, раз вы пришли вместо него, то,
может быть, он заболел, или в отпуск уехал, или его от дела отстранили.
– А почему вы решили, что я пришла вместо него? Я сама по
себе, а Гмыря – сам по себе.
Он все не мог взять в толк, о чем она говорит, поэтому
продолжал допытываться.
– Вы тоже занимаетесь убийством моей жены?
– Нет. Убийством вашей жены я не занимаюсь.
