* * *
Накануне, в субботу, Настя сладостно мечтала о том, как
будет завтра спать до полного изнеможения. То есть часов до десяти, а если
повезет, то и до одиннадцати. Она все еще не нашла в себе сил поговорить с
Алексеем, дни, проведенные без мужа, шли один за другим, чувство неловкости и
стыда за свое поведение как-то ослабевало, словно так и должно быть: она живет
одна, а Лешка где-то там, в Подмосковье, в Жуковском. Так лучше. Так привычнее.
Иногда даже закрадывалась трусливая мысль оставить все как есть и ничего не
менять, не говорить с Лешей, не извиняться и ничего не объяснять. Если в конце
концов он из-за этого разведется с ней – что ж, так тому и быть. Она от природы
не приспособлена для семейной жизни. А работа в уголовном розыске, в свою
очередь, тоже нормальным семейным отношениям противопоказана.
Но мечтам, как водится, сбыться не удалось. Около половины
одиннадцатого вечера в субботу позвонил генерал Заточный.
– Как насчет Готовчица? – спросил он. – Вам есть
что рассказать мне?
– Немного, – призналась Настя. – Только личные
впечатления.
– А большего я и не прошу, – усмехнулся Иван Алексеевич. –
Все остальное я в состоянии узнать и без вас. Встретимся завтра.
Он не спрашивал и не просил, он приказывал. «И почему я все
это терплю от него?» – не переставала удивляться Настя. В самом деле, никто,
даже любимый муж не мог вот так запросто заставить ее встать в воскресенье в
шесть утра. А Заточному достаточно было просто сказать: встретимся завтра. Она
могла скрипеть зубами от злости, могла жалобно просить его назначить встречу не
на семь утра, а хотя бы на девять (и, разумеется, получить отказ, ибо генерал
Заточный своих привычек не менял), могла проклинать все на свете, но тем не
менее вставала ни свет ни заря и шла в Измайловский парк.
Ночь с субботы на воскресенье Настя провела в целом
спокойно, но как-то бестолково. Вроде и не нервничала, но и отдохнуть как
следует не сумела. Перед сном залезла в горячий душ, чтобы согреться и
расслабиться, проветрила комнату, приняла три таблетки валерьянки и улеглась в
чистую свежую постель. Подгребла под себя обе подушки, закуталась в теплое
одеяло, свернулась в клубочек и тут же поймала себя на том, что лежит по
привычке на самом краю дивана, хотя она одна и места более чем достаточно. С
удовольствием переместившись подальше от края, она вместо того, чтобы засыпать,
стала ни с того ни с сего перечислять по пунктам все положительные и
отрицательные стороны отсутствия мужа. Главным отрицательным фактом было то,
что Алексей обижен и потому не хочет больше с ней жить. Конечно, это ее вина,
только ее, так нельзя себя вести. Что бы ни случилось, людей обижать нельзя,
если они этого не заслужили. Настя изо всех сил напряглась, но больше ни одного
отрицательного момента найти не смогла, и это привело ее в ужас. Она одна в
квартире, можно молчать и ни с кем не разговаривать. Разве не этого она хотела,
когда мысленно умоляла мужа замолчать? Этого. Вот и получила. Не нужно
оправдываться и извиняться за то, что вовремя не позвонила и не предупредила,
что задержится. Не нужно заставлять себя съедать приготовленный Лешкой ужин,
когда есть совсем не хочется и кусок в горло не лезет. Куда ни кинь – одни
сплошные плюсы. Идиотка, и зачем она дала себя уговорить и вышла за него замуж?
Не надо было этого делать.
Она раздраженно повернулась на другой бок, почувствовала
непривычно большое пространство рядом и с досадой подумала: «И спать одной куда
как приятнее. Места много. А то Лешка вечно меня в стенку вжимает. Интересно,
на кого это я так разозлилась? На себя, не иначе. Больше-то все равно не на
кого».
Заснув с этой мыслью, она через некоторое время проснулась и
удивилась сама себе. Как это только один отрицательный момент? Да не может
такого быть. Наверное, она просто устала, неделя была тяжелая, как всегда после
длинных праздников, поэтому голова работает плохо, вот и насчитала невесть
чего. Надо продумать все сначала, и наверняка окажется, что акценты должны быть
расставлены совсем не так.
Она улыбнулась в темноте и снова принялась перечислять плюсы
и минусы отсутствия Алексея. Результат ее огорчил донельзя, ибо получился тем
же самым. «Я еще мало отдохнула, – расстроенно подумала Настя, – в
голове сплошная каша из каких-то полубредовых идей. Еще немножко посплю, потом
повторю попытку».
Но и третья попытка ни к чему новому не привела. Так ночь и
прошла: час-полтора сна, потом подведение баланса плюсов и минусов, снова
недолгий сон – и так далее. Встав в шесть утра, Настя с неудовольствием оценила
минувшую ночь как малопродуктивную. И отдохнуть толком не сумела, и никаких
пригодных к использованию мыслей не появилось. Подавленная и унылая, она пришла
в Измайловский парк на встречу с генералом Заточным.
Иван Алексеевич появился в сопровождении Максима. Несмотря
на то, что оба они были одеты в одинаковые красные спортивные костюмы, их даже
издалека нельзя было принять за отца и сына. Настю каждый раз поражало их
абсолютное несходство. Худощавый невысокий генерал с желтыми тигриными глазами
и солнечной улыбкой, и крепкий широкоплечий Максим, совсем недавно избавившийся
от лишнего веса и еще год назад бывший пухлым и неуклюжим, кареглазый, ужасно
серьезный и скупой на проявления приветливости.
– Здрасьте, теть Насть, – буркнул Максим, который, как
и сама Настя, был классической «совой», вставать рано не любил, но справляться
с возникающим по этому поводу раздражением, в отличие от Насти, пока еще не
научился.
– Что это? – удивилась она. – Опять тренировки?
– Опять, – кивнул генерал. – Максим начал терять
форму. В прошлом году перед вступительными экзаменами он занимался ежедневно, а
теперь поступил в институт, разленился, решил, что все самое страшное позади и
можно валять дурака. Вчера я предложил ему поотжиматься, и результат меня не
порадовал. Он свалился после двадцати пяти отжиманий. Ну куда это годится?
– А вы сами-то сколько раз отжались? – поинтересовалась
Настя.
– А я, Анастасия, делаю это каждый день по триста раз.
Поэтому мне стыдно за своего сына. Я с себя вины не снимаю, не надо было
упускать, но главное – вовремя спохватиться. Максим, начинай заниматься, а мы с
Анастасией побродим вокруг тебя.
Юноша безысходно махнул рукой, сделал глубокий вдох и
трусцой побежал в глубь аллеи.
– Вы жестоки, Иван Алексеевич, – покачала головой
Настя. – Вы в восемнадцать лет тоже, наверное, едва-едва двадцать пять раз
отжимались.
– И десяти не вытягивал, – рассмеялся генерал. – Я
в детстве был самым маленьким и худеньким, меня вечно соседские мальчишки
колотили, бутерброды отбирали, деньги, которые родители на кино и на мороженое
давали. А когда мне было восемнадцать, культа физической формы не было. Это
была середина шестидесятых, тогда, чтобы считаться современным и модным, нужно
было знать много стихов и бардовских песен, ходить в походы, петь под гитару у
костра, ездить в Питер на белые ночи и хотеть быть геологом. Вы этого не
помните, вам тогда лет пять-шесть было, верно?
