– Я подумаю, – очень серьезно ответила Настя. –
Для меня такое предложение неожиданно, я не готова сразу дать ответ.
– Подумайте, – согласился Заточный, – я вас не
тороплю.
Через час Настя была дома, бодрая, свежая после прогулки и
даже, как ей показалось, полная сил, что вообще-то было ей несвойственно. Из-за
плохих сосудов она почти постоянно испытывала некоторую слабость, у нее часто
кружилась голова, а от жары и духоты даже обмороки случались. Улыбаясь и что-то
мурлыкая себе под нос, она с удовольствием принялась за уборку квартиры,
удивляясь сама себе. Муж бросил, работа не ладится, а она поет и радуется
жизни. Не к добру это, ох, не к добру.
Она уже закончила пылесосить и готовилась к осуществлению
героического подвига в виде мытья окон, когда зазвонил телефон. Это был Дима
Захаров.
– Чем занимаешься? – весело спросил он.
– Домашними делами.
– И долго тебе еще трудиться?
– По желанию. Могу прямо сейчас закончить, могу до вечера
провозиться. А что?
– Хочу напроситься к тебе в гости. Надо поговорить.
– Тогда напрашивайся, – разрешила Настя.
– Напрашиваюсь.
– Разрешаю. Можешь приехать, так и быть, – милостиво
позволила она и засмеялась.
Дима приехал минут через сорок с огромным тортом в руках.
– Спасибо, – поблагодарила Настя, забирая у него
объемистую коробку с ярким рисунком.
– Это не тебе, а легендарному профессору, которому
посчастливилось стать твоим мужем, – ответил Захаров, снимая обувь.
– Придется тебя огорчить, профессора нет дома.
– Но он же вернется когда-нибудь.
– Боюсь, что нет.
– То есть? – Дмитрий внимательно посмотрел на
нее. – Вы что, поссорились? Впрочем, прости, это не мое дело.
– Это действительно не твое дело, – согласилась
Настя, – поэтому торт я отнесу на кухню, поставлю чайник, и мы с тобой
будем поедать кондитерский шедевр в полное удовольствие.
– Погоди.
Дима придержал Настю за руку, повернул к себе.
– Повторяю, я не лезу не в свое дело, но если вы
действительно поссорились, то мне лучше уйти отсюда.
– Ты же хотел поговорить, – насмешливо напомнила ему
Настя.
– Поговорить можно и на улице. Я слишком хорошо знаю, как
это бывает, когда муж ссорится с женой и уходит, а потом возвращается и
обнаруживает в своей квартире постороннего мужчину. В этой ситуации не помогает
ничего, кто бы этим мужчиной ни был: родственник, сотрудник, сосед, друг
детства. Сам через это проходил, поэтому знаю точно. Не родился еще тот мужик,
который в подобной ситуации не подумал бы: «Шлюха! Только я за порог, она уже
привела. Небось жалуется на меня, сочувствия ищет. Может, даже специально ссору
спровоцировала, чтобы меня выпроводить». Короче, Ася, если есть хотя бы
малейший шанс, что твой профессор вернется, я ухожу. Давай поедем куда-нибудь,
ну хотя бы в Сокольники, погуляем и поговорим.
– Он не вернется, – тихо сказала Настя. – И я
больше не хочу это обсуждать. Просто поверь мне: он не вернется.
– Что, так серьезно? – сочувственно спросил Дима.
– Я же сказала: не обсуждается, – сердито повторила
Настя. – Пошли на кухню, я чайник поставлю.
Ей было неприятно, что пришлось сказать Димке о ссоре с
мужем, но разговор как-то так повернулся, что и не сказать нельзя было, чтобы
не соврать. Можно было наплести что-нибудь насчет командировки, но Настя твердо
знала, что даже самая невинная ложь может поставить человека в ужасно неловкое
положение. Например, позвонит сейчас кто-нибудь Алексею, и придется в
присутствии Захарова отвечать, что он в Жуковском. Или еще какая-нибудь
неожиданность случится, например, явятся мама с отчимом. Такое за ними
водилось, хотя и редко. Но ведь все, что случается редко и потому не
принимается во внимание, имеет обыкновение происходить в самый неподходящий
момент.
– Стало быть, ты у нас соломенная вдова, – заключил
Дмитрий, оглядываясь на кухне и устраиваясь поудобнее за столом. – И часто
у вас такое случается?
– В первый раз, – вздохнула Настя. – Дима, я же
просила это не обсуждать.
– Ну, Настасья, с тобой тяжело. Куда ни ткни, о чем ни
спроси – обязательно попадешь в перечень тем, закрытых для обсуждения. Про мужа
нельзя, про наше романтическое прошлое нельзя, про секс нельзя. А про что
можно?
– Про Юлию Николаевну, – улыбнулась она. – Про нее
можно что угодно и двадцать четыре часа в сутки.
– Ладно, давай про Юлию. Я пошустрил немного в «Гранте», и
один парень там мне очень не нравится.
– Кто именно?
– В том-то и дело. Как пел небезызвестный Герман в «Пиковой
даме», я имени его не знаю.
– Так в чем проблема? Узнай.
– Ася, не все так просто. Я и так слишком упорно мелькаю в
этом агентстве, хотя делать мне там совершенно нечего. Если я прав и этот
паренек понял, что я туда нос сую по его душу, то больше мне там появляться
нельзя. Ну что я тебе объясняю очевидные вещи, любой опер нутром чувствует,
когда из разрабатываемого коллектива пора уносить ноги. Чувствует, и все.
Короче, ситуация такова: я хочу сегодня показать тебе этого парня издалека, и
дальше ты его работай своими средствами. А я уйду в сторону, иначе будет только
хуже.
– Хорошо, – согласилась Настя, – покажи. А чем он
тебе так не понравился?
– Я его застукал совершенно случайно, когда он рылся в
картотеке директора. Доступ к картотеке имеет только Пашка, да ты его помнишь,
наверное, мы же с тобой у него были. Такой противный блондинчик.
– Помню, – кивнула она, разливая кофе в чашки.
– Пашка мне показывал картотеку и говорил, что там хранятся
сведения обо всех заключенных агентством договорах. Но поскольку сам принцип
работы – это строгая конфиденциальность, то каждый конкретный сотрудник
«Гранта» знает только о тех заказах, по которым работает. Сплетни всякого рода
запрещены, я имею в виду обсуждение чужих дел. Доступ к картотеке имеет только
Паша, больше ни у кого ключа нет. А кабинет свой он не особо запирает, там все
секреты только в железном шкафу, где картотека, а все остальное открыто для
всеобщего обозрения. Если, например, он в течение дня куда-то отлучается, то
никогда дверь не закрывает. И даже разрешает пользоваться кабинетом в свое
отсутствие, если нужно принять клиента, а во всех помещениях кто-нибудь да
находится. Короче, приехал я вчера, без всякого повода приехал и даже без
предупреждения, вроде как мимо проезжал и вроде как в прошлый раз оставил у
Паши на столе зажигалку. Прохожу к директору в кабинет, стараясь не привлекать
к себе внимания, тихонько открываю дверь и вижу прелестную картину из цикла «Не
ждали». Парень перепугался насмерть, побелел, ну а я, как большой актер всех
драматических и академических театров, смущенно извиняюсь, лепечу про
зажигалку, быстро нахожу ее на столе и тут же ретируюсь, чтобы не спугнуть его.
Мне пришлось притвориться, что в его присутствии рядом с открытой картотекой я
не вижу ничего особенного. Поэтому я не мог ни спросить у других сотрудников
его имя, ни остаться, чтобы подождать Пашу. Его нельзя было пугать, понимаешь?
И если я в обозримое время снова появлюсь в агентстве, он задергается из
страха, что я покажу на него Пашке и спрошу, какого черта он делал с картотекой.
