– А потом на три года по уходу за ребенком сядете? –
недовольно поморщившись, спросил он.
– Нет, – твердо ответила Татьяна. – Как только
можно будет, сразу выйду на службу. У меня есть кому сидеть с малышом.
– Бабушки-нянюшки?
– Сестра мужа, – пояснила она.
– У Стасова есть сестра? – удивился начальник. –
Он никогда не говорил об этом, насколько я помню.
– Это сестра другого мужа, бывшего.
Внезапно начальник рассмеялся так весело, что Татьяна не
удержалась и тоже улыбнулась, не понимая, что могло его так рассмешить.
– Да, теперь я понимаю Влада! – сказал он. – То-то
он так рвался вас побыстрее из Питера в Москву забрать. Боялся, видно, что
уведут вас и он тоже перейдет в категорию бывших мужей. Ладно, Татьяна
Григорьевна, идите домой, сохраняйтесь, рожайте. Я очень надеюсь, что вы меня
не подведете и в скором времени снова приступите к работе. Теперь с вашими
делами. Сколько их у вас сейчас?
– Восемнадцать, – вздохнула Татьяна.
– Что-нибудь удалось закончить, или будете все восемнадцать
передавать?
– По двум делам осталось составить обвинительное заключение,
это я сделаю за сегодня и завтра. Остальные придется передавать.
До конца дня Татьяна судорожно доделывала все то, что еще
можно успеть доделать по находящимся в производстве делам, и только часов около
шести вспомнила о Насте. Ну надо же, она ведь хотела поговорить с ней об
Уланове и совсем забыла! Вот растяпа! Собственно, Татьяна и в голове не держала
Настин интерес к телеведущему и отказывалась от телевизионного интервью до тех
пор, пока Уланов не понадобился ей самой в связи с делом об убийстве колдуньи
Инессы. Нехорошо получилось, ведь это именно Настя устроила ей встречу с
Улановым и познакомила с Дороганем, который эту встречу, грубо говоря, оплатил.
Найдя в записной книжке рабочий телефон Каменской, Татьяна
набрала номер. Занято. Позвонила еще раз – снова занято. Она с досадой
взглянула на часы, писанины еще часа на два, не меньше, жаль терять драгоценные
минуты на тупое нажимание кнопок, а автоматический набор в этом хорошо пожившем
аппарате давно сломался. Татьяна решительно набрала свой домашний номер.
– Ира, я тебя попрошу дозвониться Насте и пригласить ее к
нам на ужин, – деловым и не терпящим возражений тоном сказала она,
прижимая трубку к уху плечом и не прекращая печатать на машинке.
– Зачем?
– Мне нужно с ней поговорить. И ей со мной тоже. Если
договоришься с Настей, перезвони мне, я у себя.
– На который час договариваться?
– Все равно. Когда она сможет. Но не раньше девяти, мне
здесь еще часа два ковыряться.
– Ты поговорила с руководством?
– Да. Не беспокойся, еще пару дней поработаю, не больше.
Нужно дела передать и документы оформить. Все, Ириша, дома поговорим, у меня
дел много.
Ира перезвонила только через полчаса и скучным голосом
сообщила, что Настя обещала приехать часам к девяти.
– Что-нибудь случилось? – дежурно поинтересовалась
Татьяна, не отрывая глаз от документа, который в это время заканчивала. –
Ты чего такая унылая?
– У меня были планы на вечер… А теперь, раз у нас гости… –
пробормотала Ирочка.
– Не выдумывай. Иди куда собиралась. Мы прекрасно без тебя
справимся. Я же Настю не на пироги зову, а для разговора.
Ирочка заметно повеселела и стала давать Татьяне указания,
что есть на ужин и что в какой кастрюле приготовлено. Образцова слушала
вполуха, резонно рассудив, что вникать вовсе не обязательно, она придет домой и
все сама найдет, подумаешь, бином Ньютона. Вспомнив историческую фразу,
произнесенную булгаковским котом Бегемотом, Татьяна невольно перескочила
мыслями на саму себя. «Я, наверное, тоже выгляжу сейчас как бегемотиха. А после
родов, судя по всему, стану еще толще. Как жить с таким весом? Черт его знает.
И так не могу приличную одежду на себя купить, а если поправлюсь, то вообще
хоть караул кричи. Может, прав Стасов и мне действительно надо дома сидеть и
книжки писать, а не строить из себя активного государственного служащего?»
* * *
Войдя в квартиру Стасова, Настя поразилась. У нее была
полная иллюзия, что она здесь впервые, хотя она отчетливо помнила, что
приходила сюда совсем недавно, долго разговаривала с Татьяной, потом ужинала
вместе со всеми. И в то же время ощущение новизны было очень отчетливым.
Оказывается, между кухней и гостиной нет двери, а есть проем сложной
геометрической формы. Как же она этого не заметила в прошлый раз? И пол в
гостиной очень интересно сделан, наполовину покрыт ковролином, а наполовину –
ламинатом, причем граница между покрытиями не прямая, а волнообразная.
Ламинатом выложена та часть пола, по которой все время ходят из прихожей в
кухню, а ковролин лежит там, где стоит мягкая мебель. «Господи, я же на этом
диване в прошлый раз просидела как минимум час, вход в кухню и пол были прямо у
меня перед глазами, а я умудрилась не увидеть. Ну, Каменская, ты даешь!» –
подумала она.
– Ты чего, Настюша? – удивленно спросила
Татьяна. – Оглядываешься, как будто в первый раз пришла.
– Ты будешь очень смеяться, но у меня именно такое
ощущение, – призналась Настя. – Словно впервые все это вижу. Не
обращай внимания, я в последнее время была ужасно рассеянной, много чего не
замечала. А где твоя ангел-хранительница?
– На свидание побежала, – усмехнулась Татьяна. –
Какой-то новый знакомый у нее появился. Ну и слава богу, не дело это, когда
молодая красивая женщина целыми днями занимается моим домашним хозяйством. Я
буду только рада, если у Ирочки образуется какой-нибудь роман.
– Ну вот, – расстроилась Настя, – а как же мой
протеже? Такой хороший парень наш Миша Доценко, а ты его отвергла не глядя. Любимых
родственниц надо отдавать в хорошие руки, а не абы кому.
Татьяна улыбнулась и весело махнула рукой.
– Да перестань ты, она взрослая уже, сама разберется. Ты
голодная?
– Голодная. Но напрягаться из-за этого не стоит. Я могу
схватить что-нибудь на ходу, бутерброд, например.
– Ну, зачем такие жертвы, – усмехнулась Татьяна, –
в холодильнике полный набор для ужина из трех блюд.
Прислушавшись к себе, Настя обнаружила, что к ней вернулся
аппетит, во всяком случае, о еде она думает с нежностью, а не с отвращением,
которое испытывала на протяжении последних месяцев. «Ну точно, я моральный
урод, – с горечью подумала она. – Вчера на моих глазах убили Димку
Захарова, а я о еде думаю. Но с другой стороны, пока этого не случилось, я
вообще ни о чем думать не могла, кроме собственных переживаний. Жевала, жевала
одну и ту же сопливую жвачку, выстроила мировую трагедию на песке и смотрела
эту пьесу целыми днями с утра до ночи. А вчерашняя настоящая трагедия меня
будто встряхнула. Я даже благодарна Лешке за то, что он, мягко выражаясь,
послал меня. Я это вполне заслужила, так что и не обидно. Ничего, я исправлюсь.
Я все поняла. И словно ожила. И голова вроде лучше заработала. А аппетит – что
ж, нормальная реакция нормального организма на голод, не более того. Не будем этого
стыдиться».
