Притормозив у Настиного дома, Стасов повернулся к ней.
– Ты мне сегодня нравишься больше, чем в прошлый раз, –
сказал он, положив руку на ее плечо. – В прошлый раз ты была какая-то…
Он замялся, подыскивая слово поточнее, но так и не нашел.
– Какая? Вялая?
– Скорее убитая. Словно из тебя стержень вынули и ты
потихоньку оседаешь. А сегодня ты снова такая, как раньше. Усталая, замученная,
но все-таки живая. Кризис жанра?
– Был, – кивнула Настя. – Но прошел. Стасов, если
у тебя будет свободная минутка, наведи справочки о журналистке Хайкиной.
– Зачем она тебе?
– Пока не знаю. Может статься, и незачем. Но на всякий
случай пусть будет. Пригодится.
– Ладно. – Он пожал могучими плечами. – До
квартиры проводить?
– Сама дойду, спасибо.
Она чмокнула Владислава в щеку и вышла из машины.
Глава 14
– У нас не так много времени, мы должны успеть до ее родов.
Поэтому возможности детально изучать личность Томилиной у нас нет. Обычно мы
изучаем объект два-три месяца, а то и дольше, прежде чем составляем программу и
приступаем к ее реализации, но в данном случае все должно быть закончено как
можно быстрее. Через два с половиной месяца она родит, и тогда мы вряд ли
сможем что-то изменить.
– Согласен. И что вы предлагаете?
– Я собираюсь на примере Томилиной отработать методику составления
психологического портрета писателя по его произведениям. Нам это может
пригодиться в будущем. Ведь Томилина, я надеюсь, не единственный в этом мире
популярный писатель, у которого есть личные проблемы. Она должна стать первой
ласточкой.
– Допустим. Какие соображения у вас на этот счет?
– Вы знаете, чем отличается женская литература от мужской?
– Не задавайте мне риторических вопросов. Меня всегда
раздражала эта ваша манера. Говорите по существу.
– Простите. Человек начинает писать книги по двум причинам.
Причина первая: он хочет поговорить с людьми, со своими читателями, о
проблемах, которые кажутся ему важными, интересными, достойными глубокого
осмысления и всестороннего обсуждения. Причина вторая: он хочет поговорить о
себе.
– Минутку… Вас послушать, так никаких других причин не
существует. А деньги? Великое множество писак марают бумагу, чтобы заработать
деньги. К какой категории вы их отнесете? Кроме того, вы забыли о тех, кто
банально хочет прославиться. Эти тоже пишут много и встречаются часто. Ваша
классификация страдает неполнотой.
– Вы не поняли… Вернее, я недостаточно четко выразился.
Почему человек решает опубликовать свою писанину – это совсем другой вопрос, и
причиной этому, как вы справедливо заметили, может быть и жажда денег, и жажда
славы, и стремление кому-то что-то доказать, и многое другое. Я же сейчас
говорю о том, что движет человеком, когда он берется за перо. Это
подсознательная материя. Основную массу произведений литературы можно разделить
на две группы: те, где есть проблемы, и те, где есть безупречный герой. Так
вот, женская литература – это всегда, ну на девяносто девять процентов,
литература, в которой дама-автор олицетворяет себя с героиней. Она любуется ею,
приписывает ей все мыслимые и немыслимые добродетели и при этом наделяет ее
внешностью, о которой сама мечтает. Писательница хотела бы прожить такую же
жизнь, совершать такие же поступки, встречать такую же неземную любовь,
заниматься таким же восхитительным сексом и получать такие же неожиданные
подарки как от жизни вообще, так и от красивых и богатых любовников. На этом
построен любой дамский роман. Если изучить внимательно все творения
дамы-автора, то можно составить полный перечень ее вкусов, желаний, мечтаний и
даже детских страхов. Из этого получается полный и детальный психологический
портрет писательницы, который ни в чем не уступает тому портрету, который мы
составляем обычно после длительного и тщательного сбора информации об объекте.
– И вы полагаете, что Татьяна Томилина – именно такой автор?
– Ну конечно! Я прочел больше половины ее детективов. Там
присутствует постоянная героиня, и я более чем уверен, что, препарировав образ
этой героини, мы узнаем о Томилиной все, что нужно, чтобы правильно разработать
программу. Вы все еще мне не верите?
– Хм… Ваши методы иногда кажутся мне сомнительными. Я,
например, до сих пор не понимаю, какой смысл был в этом последнем трупе? Зачем
громоздить одну смерть на другую? Чем вам помешал этот парень? Но не хочу быть
несправедливым: вам всегда удается достичь желаемого результата. Не понимаю,
почему вам это удается, но с фактами спорить трудно. Делайте как считаете
нужным. Но помните об ответственности, которую вы сами на себя возлагаете,
когда даете мне гарантии успеха.
– Я помню.
* * *
Следователь Борис Витальевич Гмыря, руководивший работой по
делу об убийстве депутата Государственной Думы Юлии Готовчиц, был сильно
простужен. Голос совсем сел, горло болело, а из носа текло постоянно. И
полковник Гордеев, как ни силился сохранять серьезность в разговоре, то и дело
съезжал на иронический тон, тем более что знал Гмырю он еще с тех пор, когда
тот работал обыкновенным опером на территории. Хотя, надо признаться,
серьезность совсем не помешала бы, ибо обсуждали они вещи отнюдь не смешные.
– Виктор Алексеевич, это с вашего тихого благословения майор
Коротков водил меня за нос? – натужно сипел Гмыря, держа возле лица руку с
зажатым в ней носовым платком.
Учитывая состояние настоящего, а не идиоматического носа
следователя, вопрос прозвучал более чем забавно, и Гордеев не удержался и
фыркнул.
– Что вы, Борис Витальевич, – ответил он, тем не менее
стараясь оставаться вежливым, – Коротков никого не может водить за нос, у
него хитрости на это не хватает. Он же прост, как дитя. Неужели вы сами не
видите?
– И тем не менее… – Гмыря сморщился и чихнул. –
Извините. Коротков предложил версию, в соответствии с которой убийцу Юлии
Готовчиц надо искать через частное сыскное агентство «Грант». Мне версия,
честно вам признаюсь, не понравилась, но я позволил Короткову по ней работать.
И что же выяснилось? Прямо перед агентством в упор расстреливают Димку
Захарова, которого я знал когда-то как неплохого опера, а рядом с ним в этот
момент находится ваша Каменская. Это как же понимать?
– А как? – невинно спросил Гордеев.
– А так, что по делу работают еще какие-то ваши подчиненные,
о деятельности которых мне ничего не известно. Виктор Алексеевич, не мне вас
учить, потому что я сам когда-то у вас учился. Но речь идет об убийстве
депутата, и здесь все должно быть четко и грамотно, потому что за каждым нашим
действием руководство следит в десять глаз. Ну в какое положение вы меня
ставите?
– Да ладно тебе, Боря, – примирительно сказал
Колобок. – Не прикидывайся следователем, ты как был опером – так им и
остался. Только петлицы на кителе сменил. Ничего закулисного я против тебя не
замышляю. Версия была Каменской, тут ты прав, но я тебе подставил Короткова,
потому что она девчонка еще, рано ей по убийству депутата работать. Сломается,
не ровен час. Официально она этим преступлением не занимается, и ежели что,
никто ее на ковер таскать и за нервные окончания дергать не будет. А Юрка –
парень крепкий, битый, ему все нипочем. Вот и вся премудрость.
