– Ага, давай, – сказал он, протягивая руку и не глядя
на Татьяну, потому что в этот момент ему позвонили по телефону.
Она терпеливо дождалась, пока коллега закончит выяснять,
когда же наконец будет готово заключение экспертов по фальшивым стодолларовым
купюрам. Разговаривать с этим следователем ей было легко, потому что был он
мужиком незатейливым, со всеми сразу переходил на «ты», а его круглое
чернобровое лицо излучало такое простодушие и дружелюбие, что как-то не
хотелось обижаться на панибратство.
– Ваня, ничего, если я немножко покопаюсь со своими бывшими
делами? – осторожно спросила Татьяна.
Она поставила себя на его место и поняла, что сама, конечно,
возражала бы. У дела не должно быть двух хозяев, иначе потом концов не
соберешь. Но Иван придерживался, судя по всему, иного мнения, потому что весело
улыбнулся и подмигнул.
– Валяй. Как чего накопаешь – неси в клювике. Чего тебе
дома-то не сидится, Образцова? Скучаешь?
– Скучаю. Делать нечего. Да и привыкла. Знаешь,
незаконченное дело как зуд, покоя не дает. И идеи кое-какие появились.
– По всем делам?
– Нет, по убийству Пашковой.
– Ах, колдунья… – протянул Иван. – Да, тоска зеленая.
Небось наворожила кому-то что-нибудь не то, вот с ней и посчитались. Ищи теперь
этого народного мстителя.
– Тогда я возьму записи, которые были изъяты на месте
убийства, ладно?
– Что за записи? – спросил Иван, и Татьяна поняла, что
он уже успел основательно забыть все, что она ему говорила при передаче дел.
– Записи, которые Пашкова вела о своих клиентах. Что-то
вроде истории болезни на каждого.
– А, эти, бери, конечно.
Иван достал из сейфа конверт с материалами и протянул ей.
– Работай, труженица. Когда книжка новая выйдет?
– Ой, не знаю, – она покачала головой. – Ее еще
дописать надо.
– Много осталось?
– Почти половина.
– Так что же ты дурака валяешь? Книжку бы лучше писала, а не
в трупах разбиралась. Мне жена всю плешь проела, что ей читать нечего. Спроси,
говорит, у Томилиной, когда что-нибудь новенькое появится.
– А она меня читает?
– Еще как! Запоем. Как купит твой новый роман, так все
хозяйство побоку, муж и сын голодные, пол не метен. Когда узнал, что ты
приходишь к нам работать, все собирался тебе нарекание высказать, дескать,
подрываешь супружескую жизнь.
– Отчего же не высказал? – улыбнулась Татьяна.
– Вот, высказываю. А вообще ты, Танька, молодец. И на хрена
ты тут корячишься, хотел бы я знать? Сидела бы дома и книжки писала. И тебе
удовольствие, и людям радость.
– Не знаю, Ваня. Когда столько лет ходишь в погонах, не так
просто их разом взять и снять. Страшно.
– Да тебе-то чего бояться? У тебя муж, говорят, огромные
деньги зашибает.
– Врут, Ваня. Деньги хорошие, но не огромные. Все, что было,
угрохали на переезд и на ремонт.
Выйдя на улицу, она хотела было взять такси, чтобы доехать
до дома, но передумала и пошла в метро. Нечего деньги почем зря тратить, новая
книга еще не дописана и неизвестно, когда она сможет ее закончить, а семейный
бюджет – штука не безразмерная. В конце концов, не очень-то она и устала.
Пересаживаясь на свою ветку и идя по длинному подземному переходу,
она в очередной раз отметила огромное количество нищих и калек, просящих
милостыню. Татьяна никогда не подавала милостыню, и вовсе не из жадности, а из
инстинктивной боязни быть обманутой. Она слишком хорошо знала, в какие группы и
бригады на самом деле организованы такие вот «нищие». И женщина, стоящая в позе
молчаливой скорби с картонной табличкой в руках, извещающей прохожих, что ей не
на что похоронить дочь, не вызывала у Татьяны сочувствия уже по одному тому,
что женщину эту она видела по крайней мере на четырех разных станциях в течение
двух месяцев. Что же она, два месяца тело из морга не забирала? Что-то слабо
верится.
Очередная нищенка, сидящая на полу в окружении троих чумазых
ребятишек, протянула ей руку. Татьяна молча прошла мимо, но в этот момент
откуда-то из-за спины раздался визгливый голос:
– Как не стыдно! Такие деньжищи гребет, а нищим детям
копейку пожалела! Смотрите, люди добрые, на эту писательницу! Во отъелась на
своих гонорарах, глаза жиром заплыли, а на прокорм детишек малолетних денег не
дает! Стыдоба!
Татьяна в изумлении обернулась и увидела тетку лет
пятидесяти, худую, с испитым морщинистым лицом и бешено сверкающими глазами.
Тетка тыкала в Татьяну трясущимся пальцем, привлекая внимание спешащих мимо
людей. Народ стал оглядываться на них.
– Чего глядишь? – не унималась тетка, подходя вплотную
к Татьяне. – Доставай кошелек и плати, если в тебе совесть есть. Небось по
пятьдесят тысяч долларов-то получать – кошелек охотно открываешь, а как на
детишек маленьких да голодных – так тебе жалко? У, бесстыжая корова!
Вокруг них стали останавливаться. Татьяна даже услышала
краем уха чей-то шепот:
– Смотри, Томилина. Ну да, та самая, которая детективы
пишет. Да точно, точно она, у нас на работе все ее читают, а там на всех
книжках фотография. Надо же, неужели правда, что она такие деньги получает?
В воздухе явственно запахло скандалом.
– Товарищи, вызовите, пожалуйста, «Скорую помощь», –
громко и четко произнесла Татьяна. – У женщины острое психическое
расстройство, у нее галлюцинации. И не пускайте ее на платформу, а то под поезд
попадет.
С этими словами она повернулась и спокойно пошла дальше.
Сердце колотилось, дыхание останавливалось, ей хотелось присесть, но она шла по
длинному переходу, изо всех сил стараясь справиться с собой. Сначала было
просто противно. Ну, подумаешь, узнала ее какая-то сумасшедшая и разоралась в
общественном месте. Всякое бывает. Но что за бред насчет пятидесяти тысяч
долларов? Таких денег Татьяна сроду в руках не держала, только, может быть,
когда продавала питерскую квартиру.
Ей довольно быстро удалось взять себя в руки и успокоиться.
Ну что такого страшного произошло? Ничего. Ровным счетом ничего. Конечно,
неприятно, когда тебя публично оскорбляют, громко называя жирной бесстыжей коровой
на глазах у десятков людей, но это можно пережить.
Сердце все-таки начало болеть, и от метро до своего
новостроечного дома Татьяне пришлось взять машину, чтобы не рисковать. Войдя в
квартиру, она в первый момент удивилась тому, что не слышит Ирочкиного веселого
голоса и не чувствует привычного запаха вкусной стряпни, но уже в следующую
секунду вспомнила, что Ира на целый день убыла развлекаться со своим кавалером.
Накапав себе валокордина, она прилегла на диван в гостиной в надежде немного
вздремнуть, но сна не было. Минут через двадцать Татьяна встала, завернулась в
теплый клетчатый плед и разложила на столе принесенные с собой записи колдуньи
Инессы. У нее не было какой-то определенной цели, просто где-то в глубинах
сознания шевелилась мысль: материалы – ключи. Мысль появилась по дороге от дома
Пашковой до метро «Лубянка» и с тех пор не давала Татьяне покоя.
