– Я думаю, неверность вашу супругу испугала бы меньше. Но
она могла заподозрить, что вы – не тот, за кого себя выдаете. Вы – очень
средний психиатр или психолог, но вовсе не такой специалист, каким вас все
считают и которому платят такие большие гонорары. Кстати, Инна получала от вас
какие-нибудь деньги в виде благодарности за консультации или вы эксплуатировали
бесплатный труд?
– Вы не смеете! – Готовчиц повысил голос, но осекся под
ее спокойным взглядом. – Я вас прошу, не надо так говорить. Что бы вы ни
думали, я любил Инну. Любил, как умел. Как был способен.
Он понял, что сейчас все ей расскажет. Он не может больше
молчать, и не потому, что тщательно скрываемая тайна рвется наружу, а потому,
что его измучил страх. Постоянный, иссушающий и выжигающий все внутри, мешающий
думать, дышать, жить. Он больше не может терпеть. Он все расскажет и будет
надеяться, что ему помогут.
Он все никак не мог сосредоточиться и почему-то разглядывал
пушистую светло-серую кофточку, в которую была одета женщина-следователь. Он
так и не вспомнил ее имя, но эта кофточка, так похожая на ту, что носила его
мать, стала последней каплей. Ей он все расскажет. Именно ей, толстой,
неторопливой и доброй, а не этому злому, недоверчивому следователю Гмыре и не
той странной девице с Петровки, рядом с которой у него постоянно возникает
чувство опасности.
…В конце января Инна неожиданно позвонила ему домой, хотя
почти никогда этого не делала. Она была разумной женщиной и понимала, что
звонить домой женатому любовнику не следует.
– Ты не был у меня сегодня днем? – взволнованно
спросила она.
– Нет, – удивленно ответил Готовчиц. – Мы ведь и
не договаривались.
– Значит, я сама забыла дверь закрыть, – с досадой
сказала Инна. – Представляешь, пришла – а дверь не заперта. Я подумала,
что ты пришел и ждешь меня. А тебя нет. Ладно, извини, что побеспокоила.
Однако еще через пятнадцать минут она позвонила снова. На
этот раз голос у нее был испуганный.
– Боря, ты меня не разыгрываешь? Ты точно не приходил сегодня?
Он начал раздражаться. Ну сколько раз можно повторять одно и
то же? Он же сказал: не был.
– Понимаешь, в квартире кто-то был, но вроде ничего не
пропало. Вещи только не на своих местах.
– Может, тебе показалось? – предположил
Готовчиц. – Вспомни, ты, наверное, сама их перекладывала.
– Да нет же, Боря. Рылись в мебельной стенке, там, где я
храню записи о клиентах. Все бумаги лежат в понятном мне порядке, и я этот
порядок никогда не нарушаю, потому что потом не смогу быстро найти то, что
нужно. Я не могла ошибиться.
Готовчиц произнес какие-то необязательные успокаивающие
слова, будучи абсолютно уверенным, что Инна все напутала в своих бумагах сама.
В самом деле, ну кому придет в голову взламывать квартиру, чтобы ничего не
взять? Не бывает такого. Инна через пару дней успокоилась и даже стала
подшучивать над своим испугом. Она, похоже, тоже решила, что ей померещилось. А
по поводу незапертой двери сказала:
– У меня замок – ножницами открыть можно. Наверное,
какой-нибудь начинающий воришка польстился на легкий замок, вскрыл дверь, вошел
и увидел, что брать у меня нечего. С тем и убыл.
Но дверь она все-таки поменяла, поставила двойную стальную с
сейфовыми замками. И дала Готовчицу второй комплект ключей взамен старого
ключа.
В тот день он пришел к Инне, как обычно, открыв двери своими
ключами. То, что он увидел, было страшным. Она еще дышала, более того, была в
сознании. Увидев его, мучительно зашевелила губами, пытаясь что-то сказать. Он
наклонился к ней, стараясь не испачкаться в крови. Еще не слыша ее слов, он уже
решил, что уйдет и не будет вызывать врачей. Какова бы ни была причина
происшедшего, он не может позволить себе быть втянутым в следствие и в
сомнительные отношения с сомнительной дамой-колдуньей.
– Имя… – шептала Инна в последнем усилии.
– Какое имя?
– Имя… В бумагах нет… Там другое… Они требовали имя… Помоги
мне…
Больше она ничего не сказала, потеряла сознание. Борис
Михайлович осмотрелся судорожно, пытаясь понять, не испачкался ли он и не
оставил ли следов. Потом на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно притворил
дверь. Раздался щелчок, дверь захлопнулась. Он не стал запирать замок на четыре
оборота, сбежал по лестнице вниз и выскочил на улицу. Сделал глубокий вдох,
стараясь выглядеть как обычный прохожий, замедлил шаг и направился к машине. Ключи
тут же выбросил, сам не зная, зачем. Машинально хотел избавиться от всего, что
связывало его с Инной.
Дни шли, никто его не беспокоил. Он хорошо знал свою
возлюбленную-помощницу, знал ее скрытность и нелюдимость и надеялся на то, что
она никому об их отношениях не рассказывала. Так оно, вероятнее всего, и было,
потому что следствие до него не добралось. И он успокоился. Только потеря Инны
его тревожила. Как он теперь без нее? Кто будет помогать ему искать «ключи» к
душам пациентов? Без Инны он – ничто. И те пациенты, к которым он привык и
которые привыкли к нему, скоро от него уйдут. Состоятельные люди, представители
элиты, в том числе и политической, и, наверное, криминальной. Очень «новые
русские». Люди искусства. Как только два-три человека скажут где-нибудь, что
ходят к Готовчицу уже три месяца, а толку никакого, – все. Репутация
погибла. Надежда только на ту новую работу, о которой говорила одна пациентка.
Она осталась очень им довольна и порекомендовала Готовчица какому-то большому
начальнику в Министерстве внутренних дел. Там вроде бы его кандидатуру не
отвергли и сейчас рассматривают. Борис Михайлович хорошо понимал, какого рода
работа его ждет, если все сложится благополучно, и очень хотел ее получить.
Потому что та информация, которой он будет располагать, сделает его
могущественным. Если нельзя властвовать над душами, потому что больше нет Инны,
то он будет властвовать над умами.
И вдруг… Дверь его квартиры оказалась взломанной. И тоже
ничего не пропало. И тоже явные следы того, что кто-то рылся в его бумагах. Его
охватил ужас. Он слишком хорошо помнил, что именно так все началось для Инны. И
видел, чем это для нее кончилось. Имя. Они хотели узнать у нее какое-то имя. Но
какое?
Он потерял покой, каждую свободную минуту посвящая
пересмотру и перечитыванию своих записей о пациентах и пытаясь понять, что
взломщики искали у него. Какое имя? О чем речь? Он ничего не мог придумать и от
этого боялся еще больше. Разве мог он сказать работникам милиции, что воры не
ценности искали, а рылись в бумагах в поисках какого-то имени? Не мог. Они бы
обязательно спросили, откуда ему это известно, и немедленно выплыла бы история
с Инной. Этого он допустить не мог. И он молчал. Молчал и жил в постоянном
страхе.
А потом убили Юлю. И ему стало еще страшнее.
Вот, собственно, и все…
Глава 18
Татьяна даже не очень удивилась, выслушав рассказ профессора
Готовчица. Чего-то подобного она и ожидала, а удивить ее после стольких лет
работы следователем вообще было непросто. Борис Михайлович бросил умирающую
женщину без помощи, потому что боялся быть втянутым в скандал, который помешает
его новому назначению? Да таких случаев в ее практике был не один десяток.
Известный психоаналитик доктор наук Готовчиц оказался несостоятельным
специалистом и в особо сложных случаях пользовался услугами более
квалифицированной помощницы? И такое встречается на каждом шагу. Книги,
написанные вовсе не теми людьми, чье имя стоит на обложке, давно стали притчей
во языцех, как и диссертации, подготовленные якобы аспирантами, а на самом деле
от первой до последней строчки выполненные за большие деньги каким-нибудь
желающим подработать профессором или доцентом. Чувство гадливости, возникающее
у нее каждый раз при столкновении с подобной ситуацией, было сродни чувству,
которое появляется, когда после долгой борьбы с тараканами эти очаровательные
насекомые появляются вновь. Противно, но не удивительно, потому что это уже
было.
