С трудом передвигая ноги, молодая женщина вернулась в дом и поднялась к себе в спальню. Закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и перевела дух. Потрогала рукой губы. Они были все еще теплыми и влажными, опухли и слегка побаливали и саднили от соприкосновения с щетиной на лице Тэда.
Все было реальным. Не сон, а явь. Но как она допустила такое? Почему?
Потому что она – живая. Потому что познала, что такое страсть. Ее чувства не умерли вместе с Джоном Бэрком, не заколочены в гроб вместе с ним. И сами по себе не постыдны. Но не бегать же по ночам на свидания с соседом, чтобы охладить разгоряченную кровь. Она и представить себе не могла, что в ней столько скрытой страсти, иначе поискала бы способ ее удовлетворить.
Побуждаемая не то музой, не то дьяволом, Элизабет подошла к столу и вооружилась блокнотом и ручкой. Чернила текли с кончика пера подобно крови из вскрытой вены. В комнате стало свежо, но Элизабет не прервалась даже на минуту, чтобы надеть халат. Она писала и писала: о конюшне, о безликом незнакомце, пока не иссякли слова и мысли.
Потом заснула здоровым, без сновидений сном. Утром, боясь передумать, она сразу же позвонила Лайле.
Уже потом, по прошествии многих часов, Элизабет охватили сомнения. Лайла пришла в восторг от решения Элизабет опубликовать свои фантазии. Она не заставила себя ждать и забрала с собой все, что написала Элизабет прошлой ночью.
Лайла буквально выхватила страницы из рук сестры:
– Надо поспешить, пока ты не передумала. Интересно, почему вдруг ты пришла к такому решению?
Элизабет радовалась, что утро первого рабочего Дня недели с его обычной лихорадкой избавит ее от необходимости что-либо объяснять сестре. Не говоря уже о том, что у нее не было ни малейшего желания рассказывать о случившемся ночью ни Лайле, ни кому бы то ни было. Эту тайну она унесет с собой в могилу.
– Я знаю, на что потратить полученные деньги, – сказала она, чтобы Лайла к ней не приставала. – Прочти и отошли, если сочтешь это пригодным. Только не говори, что это чушь, пощади мое самолюбие.
– Не дождусь, когда смогу наконец прочесть их, – сказала Лайла и облизнула губы, словно в предвкушении пиршества.
Все утро, до самого обеда, Элизабет ждала звонка сестры, но так и не дождалась и решила, что Лайла наверняка обдумывает, как бы потактичнее сказать Элизабет, что все написанное – чушь.
В гостинице было мало народу и в магазине, естественно, тоже. Подкрепившись фруктами и бутербродами с сыром, Элизабет занялась просмотром каталогов. Но тут над дверью зазвенел маленький колокольчик. Наконец-то появился покупатель! Элизабет подняла голову и уже раздвинула губы в дежурной улыбке, но замерла, увидев на пороге Тэда Рэндольфа. Она едва не свалилась с высокого стула за прилавком, предназначенного для покупателей. Несколько долгих секунд, показавшихся вечностью, они пристально глядели друг на друга. Наконец Тэд нарушил молчание.
– Привет.
Коснувшись ногами пола, Элизабет тем не менее не решалась встать, так дрожали коленки, и повлажневшими вдруг ладонями разгладила юбку.
– Привет, – ответила женщина, покраснев до ушей.
Снова наступила напряженная тишина. Наконец! Тэд оторвал глаза от Элизабет и принялся разглядывать магазин.
– Я никогда здесь не был, только заглядывал в витрину. Что же, все очень мило.
– Благодарю вас.
– И пахнет приятно.
– У меня в продаже попурри и сашэ, – указала Элизабет на корзину, заполненную крошечными кружевными подушечками с высушенными цветами и ароматическими травами.
Неужели вчера ночью этот мужчина ее обнимал? Почти голую, в одной тонкой ночной рубашке? А она прижималась к нему и целовала так, что при одном лишь воспоминании кружится голова? А сейчас они беседуют, как ни в чем не бывало? Ее задело, что в субботу, когда они были на фестивале, он вел себя чересчур скромно, даже не попытался обнять. А сейчас ничуть не злится, после того, что он себе позволил ночью, только чувствует себя смущенной.
Тэд направился к витрине с сувенирами, взял подарочную коробку духов, понюхал и спросил, не оборачиваясь:
– «Шанель?»
Она молча кивнула. Интересно, какая из его дам пользовалась этими духами?
Он перешел к следующей витрине с шоколадными наборами и плитками шоколада. Все было устроено с большим вкусом, но не это привлекло Тэда.
– Там одна коробка открыта, на пробу, – сообщила она, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Хорошо придумано. Но я не хочу, спасибо.
Он рассмотрел хрустальные коробочки для шпилек, флаконы духов, лакированные коробочки с ювелирными изделиями, дамское атласное белье и наконец остановился у обвязанных ажурными лентами подарочных книг.
Элизабет была очарована тем, как он обращается с предметами, выставленными на продажу, уверенно беря своими огромными мускулистыми руками, покрытыми редкими темными волосами, даже самые хрупкие, филигранные изделия.
– А ключ для чего?
Вздрогнув от неожиданности, Элизабет перевела взгляд с его рук на лицо.
– А-а, это для дневника.
– Понятно.
Тэд взял книгу в атласном переплете и вставил в крошечный замочек такой же крошечный золотой ключик. Видя, как ловко он это проделал, Элизабет почувствовала головокружение. Словно под ней зашатался стул. Затем он вернул дневник на место, и Элизабет вздохнула. Он обернулся к ней, но продолжал хранить молчание, отчего ей стало не по себе.
– Что-нибудь… Вам нужно… Вы ищите что-то конкретное?
Кашлянув, он отвел взгляд в сторону.
– Да. Что-нибудь изящное, сделанное со вкусом.
«О? Для кого?» – едва не сорвалось у Элизабет с языка, но она предпочла промолчать.
– Особый подарок.
– По какому-то случаю?
– Пожалуй, – ответил Тэд, снова кашлянув. – Мне необходимо восстановить статус-кво. – И он направился к стенду, у которого сидела Элизабет. – И чем скорее, тем лучше. Иначе в следующий раз вряд ли ограничусь одними поцелуями.
Элизабет не отрывала взгляда от его волевого подбородка, но не произнесла ни слова. Он тоже молчал. Было очевидно, что он ждет от нее следующего шага, поэтому она, собравшись с духом, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
– В этот раз вы не ограничились просто поцелуями.
– Нет, – ответил он мягко, – совсем нет, не так ли? Тебе нужны извинения, Элизабет? – Он перешел с ней на интимное «ты».
Она покачала головой.
– Я предпочла бы вообще не говорить об этом.
– И вы не требуете от меня никаких оправданий? – Он снова перешел на «вы».
