Голоса смолкли. Стукнула о плиту пола алебарда, я вышел из церкви; дневной свет ослепил меня. На миг я застыл неподвижно наверху большой лестницы. Ни калек, клянчащих милостыню, ни ребятишек, играющих на ступенях. Шлифованный мрамор искрился на солнце. Внизу на склоне холма никого не было; вокруг красных шатров наблюдалось беспорядочное копошение. Я отвел взгляд. То, что происходило на равнине, и то, что делалось на небесах, меня не касалось. Это женщинам и детям пристало вопрошать: что там происходит? Сколько они еще выдержат? Придет ли весной Карло Малатеста? Пощадит ли нас Господь? Я же ничего не ждал. Я не открыл врата Кармоны и ничего не ждал.
Я медленно побрел вниз, к дворцу. Город был раздавлен тишиной, тяжкой как проклятие. Я думал: сейчас я здесь, и больше меня здесь не будет, меня вообще нигде не будет; нападут сзади, и я даже не пойму, что произошло… Потом я страстно воскликнул: нет, это невозможно! Со мной этого не случится! Повернувшись к Руджеро, я бросил:
— Я на чердак.
Я поднялся по винтовой лестнице, снял с пояса ключ и открыл дверь. Горло перехватило от едкого удушливого запаха. Пол был устлан гниющей травой; от стоящих на плите кастрюль и реторт исходил густой пар. Петруччо склонился над столом, заставленным колбами и бутылями, он помешивал в ступке желтое месиво.
— Где все?
Петруччо поднял голову:
— Они спят.
— В такой час?
Я пинком распахнул неплотно прикрытую дверь и увидел лекарей на лежанках, пристроенных вдоль стен. Одни спали, другие бессмысленно таращились на потолочные балки. Я закрыл дверь.
— Они работают не покладая рук! Просто надрываются, — тихо заметил Петруччо.
Я опустил руку ему на плечо:
— Это противоядие?
— Нет. Это бальзам от обморожения.
Схватив ступку, я в ярости швырнул ее на пол. Во взгляде Петруччо сквозил холод.
— Я пытаюсь сделать что-то полезное, — сказал он.
Нагнувшись, он поднял тяжелую мраморную ступку.
Я направился к плите.
— Уверен, что мы в силах отыскать противоядие, — заговорил я. — У всякого предмета есть свой антипод. Если есть яды, должно быть и противоядие.
— Может, его и отыщут через тысячу лет.
— Так, значит, противоядие существует! Отчего же не открыть его прямо сейчас?!
Петруччо пожал плечами.
— Я не говорю, что сию минуту, — поправился я.
Я огляделся. Лекарство было где-то здесь, сокрытое в травах, в этих красных и голубых порошках, но не в моих силах было отличить его; перед радугой этих склянок и реторт я был подобен незрячему, и Петруччо тоже. Лекарство было здесь, но никто на белом свете не мог его обнаружить.
— О Господи! — взмолился я и захлопнул за собой дверь.
Ветер задувал по вившейся вверх дороге. Облокотившись на каменный парапет, я разглядывал трепещущие языки пламени, вздымавшиеся со дна крепостных рвов. Вдали сиял огнями лагерь генуэзцев. А позади во тьме лежала равнина с безлюдными дорогами, заброшенными домами — необъятная и бесполезная, как море. Одиноко высившаяся на скале Кармона была островком, затерянным в море. Ветер доносил запах горящего колючего кустарника, взлетающие от костров искры рдели в холодном воздухе. Они жгут кусты на холме, это длится уже третий день, подумал я.
Шум шагов, звяканье стали заставили меня встрепенуться. Они двигались цепочкой вслед за стражником, что нес факел; руки у них были связаны за спиной; мимо проследовал стражник, за ним толстая краснощекая женщина, потом старуха, дальше, понурив голову, шла молодая женщина, лица ее не было видно, за ней хорошенькая девица, позади брел бородатый старик, а за ним еще один; они не прятались, чтобы избежать смерти; и вот им предстояло умереть.
— Куда вы их ведете? — спросил я.
— К западной стене, там склон круче.
— Их не слишком много.
— Больше никого не нашли, — заметил стражник и, повернувшись к узникам, приказал: — Давайте пошевеливайтесь.
— Фоска! — крикнул один из них резким голосом. — Позволь поговорить с тобой, не отправляй меня на смерть.
Я узнал его; это был Бартоломео, самый старый и жалкий из нищих, что стояли с протянутой рукой на паперти у собора. Стражник легонько подтолкнул его:
— Шевелись.
— Я знаю лекарство! — упрямо выкрикнул старик. — Позволь поговорить с тобой.
— Что за лекарство? — спросил я, подходя к нему.
Прочие узники скрылись во тьме.
— Лекарство. Оно спрятано в моем доме.
Я вгляделся в лицо нищего: он явно лгал. Губы его дрожали, несмотря на ледяной ветер, на пожелтевшем лбу выступили капли пота. Прожив на свете больше восьмидесяти лет, он все еще боролся, чтобы избежать смерти.
— Ты лжешь, — обвиняющим тоном произнес я.
— Клянусь Священным Евангелием, что не лгу. Отец моего отца привез его из Египта. Если я солгал, можешь убить меня завтра.
Я оборотился к Руджеро:
— Пусть этого человека доставят во дворец вместе с его лекарством.
Перегнувшись через зубцы стены, я, уже не питая надежды, бросил последний взгляд на пляшущие в ночи огни. Тишину разорвал страшный крик, он донесся от западной стены.
— Возвращаемся! — резко повелел я.
Катерина сидела в углу у камина, завернувшись в одеяло; она шила при свете факела. Когда я вошел, она не подняла глаз.
— Отец, — пролепетал Танкред, — Кунак больше не шевелится.
— Заснул. Дай ему поспать, — сказал я.
— Он уже совсем, совсем не шевелится.
Наклонившись, я дотронулся до блеклого бока старого пса:
— Он умер.
— Умер! — повторил Танкред.
Его румяное личико сморщилось, и из глаз полились слезы.
— Пойдем отсюда. Не плачь, — сказал я. — Будь мужчиной.
— Он умер навсегда, — сквозь плач выговорил сын.
Он зашелся в рыданиях. Тридцать лет благоразумия и страха, и однажды мне так или иначе предстоит протянуть ноги, от меня больше ничего не будет зависеть; Кармона окажется в руках слабого правителя. О как коротка даже самая долгая жизнь! К чему все эти покойники?!
Я подсел к Катерине; она штопала какой-то лоскут исколотыми пальцами. Я нежно окликнул ее:
— Катерина…
Она подняла безжизненное лицо.
— Катерина, проклинать меня нетрудно. Но попытайся хоть на миг представить себя на моем месте.
— Убереги меня Господь от такого! — проронила она. Не отрываясь от шитья, она заметила: — Нынче ночью подморозит.
— Да.
Я смотрел на бледные колеблющиеся тени, трепетавшие на висевшем на стене гобелене; внезапно меня охватила сильная усталость.
