— Мне больше нравится, когда вы с косами, — критически оглядев ее, ответила Анни.
— Знаю, — сказала Регина. — Но Роже посоветовал мне приглушить все, что есть в моей внешности особенного. Они предпочитают банальных красоток.
— Жаль, — сказала Анни.
— Ничего, вот снимусь в двух-трех фильмах и заставлю их принять мое настоящее лицо.
— И что, Дюлак очарован?
— Их не так-то легко очаровать. Ненавижу барышников! — процедила Регина сквозь зубы.
— Только не устраивайте скандала, — с тревогой сказала Анни. — Не пейте много и не теряйте контроль над собой.
— Я буду терпелива как ангел. Буду смеяться над каждой шуткой Дюлака. Если надо переспать с ним, я готова.
Анни расхохоталась:
— Не стоит заходить так далеко!
— Не важно. Я продамся и оптом, и в розницу. Она бросила взгляд в зеркальце на стене над раковиной. — У меня нет времени ждать, — сказала она.
В дверь позвонили. Анни метнулась в прихожую, а Регина продолжала рассматривать себя в зеркало; она терпеть не могла эту прическу и макияж в духе кинозвезд; она ненавидела приклеенные улыбки и светские интонации. Это унизительно! — рассердилась она, но потом подумала: позже отомщу за себя.
— Это не мадам Лафоре, — сообщила Анни.
— А кто же? — спросила Регина.
— Это йог.
— Фоска? Зачем он сюда явился? Ты хоть не провела его в гостиную?
— Нет, он ждет в прихожей.
Пройдя туда, Регина закрыла за собой дверь кухни.
— Дорогой мой Фоска, — холодно произнесла она, — мне жаль, но я никак не могу принять вас сейчас. Я просила вас не приходить сюда.
— Я только хотел справиться, не больны ли вы. Я вас не видел вот уже три дня.
Во взгляде Регины сквозило раздражение. Он мял шляпу в руках. В габардиновом плаще он выглядел ряженым.
— Можно было позвонить, — сухо произнесла она.
— Я хотел знать.
— Ну вот, теперь вы знаете. Прошу меня простить, но сегодня вечером у меня званый ужин, и это очень важно. Я загляну к вам, когда улучу минуту.
Он улыбнулся:
— Ужин — это не так важно.
— Речь идет о моей карьере, — пояснила она, — о сенсационном дебюте в кино.
— Кино — это тоже не столь важно.
— Значит, то, что вы собираетесь мне сообщить, куда важнее? — резко бросила Регина.
— Ах, это ведь вы так захотели, — сказал он. — Прежде для меня ничто не имело значения.
Вновь позвонили в дверь.
— Пройдите сюда, — сказала Регина, подталкивая его к кухне. — Скажи, что я сейчас буду, — велела она Анни.
Фоска улыбнулся:
— Славно пахнет!
Он взял из вазы лиловый птифур и отправил в рот.
— Если у вас есть что мне сказать, говорите, но поскорее, — сказала она.
Он ласково посмотрел на нее:
— Вы заставили меня приехать в Париж. Вы не оставляли меня в покое, стремясь вернуть к жизни. Так вот, теперь следовало бы сделать эту жизнь сносной. Не стоит тянуть три дня, воздерживаясь от визитов ко мне.
— Три дня — небольшой срок, — сказала она.
— Для меня долгий. Поймите, у меня нет другого дела, кроме как ждать вас.
— Тем хуже для вас, — ответила она. — У меня масса дел… Не могу же я заниматься вами с утра до вечера.
— Вы сами этого хотели, — сказал он. — Вы пожелали, чтобы я смотрел на вас. Все прочее отступило в тень. Но вы существуете, а во мне пустота.
— Так я ставлю суфле? — спросила Анни.
— Сейчас сядем за стол, — сказала Регина. — Послушайте, — обратилась она к Фоске, — давайте поговорим позже. Я скоро навещу вас.
— Завтра, — сказал он.
— Ладно, завтра.
— В котором часу?
— Около трех.
Она легонько подталкивала его к выходу.
— Мне хотелось бы увидеться с вами прямо сейчас, — сказал он и с улыбкой добавил: — Я ухожу. Но вы должны прийти ко мне.
— Приду, — сказала она и захлопнула за ним дверь. — Каков наглец! — сказала она Анни. — Он способен дожидаться меня вечно. Если вдруг заявится сюда, не впускайте.
— Бедняга, совсем с ума сошел, — сказала Анни.
— Да нет, выглядит он нормально.
— У него такие странные глаза.
— Но я ведь не сестра милосердия, — заметила Регина.
Войдя в гостиную, она, улыбаясь, направилась к мадам Лафоре.
— Простите меня, — сказала она, — представьте, меня удерживал йог.
— Надо было пригласить его сюда, — предложил Дюлак.
Все дружно рассмеялись.
— Еще водки? — предложила Анни.
— Охотно.
Отпив глоток, Регина свернулась калачиком у камина. Тепло разлилось по телу, ей было хорошо. По радио на «ТСФ» нежно играл джаз. Анни зажгла небольшую настольную лампу и принялась раскладывать карты. Регина просто смотрела на пламя, на стены студии, где плясали угловатые тени, и чувствовала себя счастливой. Репетиция прошла отлично. Обычно скупой на комплименты, Лафоре сердечно поздравил ее; «Розалинда» должна иметь успех, а после этого можно надеяться на многое. Я близка к цели, подумала она, улыбаясь. У себя дома, в Розэ, устроившись у огня, она не раз клялась себе: «Я буду любима, я прославлюсь»; теперь ей хотелось взять за руку ту пылкую девочку, привести в эту комнату и сказать ей: «Я сдержала твои обещания. Вот кем ты стала».
— Звонят в дверь, — сказала Анни.
— Пойди посмотри, кто там.
Анни метнулась в кухню. Там, встав на стул, можно было в квадратное окошечко увидеть, кто стоит на лестничной площадке.
— Это йог.
— Этого я и боялась. Не открывай, — велела Регина.
Звонок раздался снова.
— Он всю ночь будет звонить, — сказала Анни.
— Ему надоест в конце концов.
После паузы последовала серия коротких и долгих звонков, и вновь наступила тишина.
— Вот видишь, он ушел, — сказала Регина.
Она закуталась в халат и вновь устроилась на ковре. Но дверного звонка оказалось достаточно, чтобы омрачить совершенство минуты. Теперь надоедливый мир стоял за дверью и уединение Регины было нарушено. Она оглядела обтянутый пергаментом абажур, японские маски, все некогда выбранные ею безделушки, напоминавшие о драгоценных мгновениях; все это умолкло, воспоминания о пережитых минутах увяли, и нынешний миг был тоже загублен. Пылкая девочка умерла, жадная до жизни молодая женщина умирала, и той великой актрисе, которой она так страстно хотела стать, предстояло то же самое. Может, люди какое-то время еще будут помнить ее имя, но тот особый вкус жизни на ее губах, красоту и фантасмагорию алых языков пламени воспоминание не сможет воскресить.
