— Все выжжено!
Мы пристали к берегу. От большинства хижин остался лишь пепел; к столбам на площади были привязаны изуродованные и обезглавленные тела. В уцелевших домах тоже были свалены трупы. На берегу мы нашли особым образом высушенные и набальзамированные головы размером с кулак. Все селения, которые встречались нам в следующие дни, были также разорены.
Река становилась все шире; температура поднималась, растительность приобретала южный характер. Наши люди стреляли из ружья в крокодилов. Болотистые берега поросли камышом, среди которого возвышались кроны осин. Днем мы обнаружили краба, зарывшегося в ил. Я зачерпнул воды за бортом и поднес ко рту: она была соленая.
В нескольких морских саженях оттуда река разделилась на три рукава; немного поколебавшись, мы двинулись по среднему протоку: два часа мы пробирались сквозь лабиринт пологих островов, песчаных отмелей и тростника. Внезапно сидевшие в шлюпках выпрямились с радостными криками: мы вышли в открытое море.
— Ты счастлив? — спросил я Карлье.
Вечером мы разбили лагерь на морском берегу. Наши люди поставили поджариваться подстреленных днем индеек, они смеялись и распевали песни.
— Моя астролябия вышла из строя, — сказал Карлье. — Никак не могу определить долготу.
— Не беда, — утешал его я. — Мы вернемся. Вернемся по морю на настоящем корабле.
Лицо Карлье по-прежнему было мрачным.
— Это великое открытие, — сказал я.
— Твое открытие, — печально заметил он.
— Почему?
— Именно ты спас мне жизнь в прериях. Ты отправился за помощью в Монреаль; ты убедил меня продолжать путь. Без тебя я сюда не добрался бы.
— А я без тебя тем более, — мягко сказал я.
Я раскурил трубку и сел рядом с ним. Я смотрел на море: все то же море, тот же шум прибоя, тот же запах. Карлье занес в бортовой журнал несколько цифр, я заглянул ему через плечо.
— Почему ты столько дней ничего не записывал? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Почему?
— Ты смеешься надо мной?
— Я? Смеюсь?!
— Ты ничего не говоришь, но я ведь вижу твой взгляд.
Он откинулся назад и лег навзничь, глядя в небо.
— Так жутко жить под твоим взглядом. Ты глядишь на меня из такого далека; ты уже там, по ту сторону моей смерти; я для тебя уже мертв: покойник, которому в тысячу шестьсот пятьдесят первом году было тридцать лет и он искал путь в Китай, но так и не нашел, покойник, открывший великую реку, которую немного позже открыли бы и без него. — Он с упреком добавил: — Если бы ты захотел, прекрасно открыл бы ее без меня.
— Но я не мог хотеть этого, — заметил я.
— А мне-то с чего хотеть? Почему то, что не представляет для тебя интереса, должно интересовать меня? С чего мне веселиться? Я ведь не ребенок.
Сердце мое заволокло туманом.
— Ты хочешь, чтобы мы расстались? — спросил я.
Он молчал, и я с тоской подумал: если я оставлю его, куда же мне идти? Он наконец ответил:
— Слишком поздно.
Мы вернулись в Монреаль, а следующей весной снарядили судно, прошли вдоль Американского континента, обогнули Флориду и начали продвигаться вдоль берега на той широте, которую определил Карлье в устье великой реки; к несчастью, долгота ее устья была нам неизвестна, а побережье заволокло плотным туманом, который свел видимость на нет. Мы шли медленно, принимая все меры предосторожности, мы старались держаться как можно ближе к берегу и в то же время опасались натолкнуться на риф.
— Смотрите! — крикнул матрос.
Это был один из тех, кто принимал участие в предыдущей экспедиции. Он указывал на берег, едва вырисовывавшийся в белесом тумане.
— Вы ничего не видите?
Карлье напряженно вглядывался, опершись на леер обеими руками.
— Вижу песчаную мель, — сообщил он.
Я различал тростник, полосы земли, покрытой гравием.
— Вода! Вижу воду! — крикнул Карлье. — Спустите в море шлюпку!
Несколько мгновений спустя мы уже налегли на весла, направляясь к берегу. В лабиринте пологих островов и песчаных отмелей великая илистая река впадала в море, при этом ее русло достигало нескольких лье. Мы вернулись на фрегат, уверенные в том, что нашли то устье, которое искали.
Мы предполагали подняться вверх по реке и ее притоку до того волока, где я встретил Карлье, возвести форт и сложить там запасы на зиму, фрукты и овощи, оставить несколько человек для охраны корабля и затем вернуться на шлюпке в Монреаль, чтобы объявить о нашем открытии. Мы опрометчиво считали, что нам окажут поддержку в возведении укреплений и исследовании истоков великой реки, а также в поисках водного пути, связывающего озера с рекой Святого Лаврентия, и, возможно, в создании каналов. Вскоре должны были появиться города: новый континент отныне был открыт.
Фрегат сменил галс; он медленно направился к самому широкому протоку, следуя за шлюпкой, которая прокладывала путь; он раскачивался с кормы на нос под напором водоворотов. В тот момент, когда корабль вошел в проток, послышался глухой шум, и судно врезалось в берег.
— Рубить мачты! — крикнул Карлье.
Люди застыли на месте; тяжелые, готовые упасть мачты шатались и трещали. Я схватил топор и ударил. Карлье сделал то же самое. Две мачты с треском рухнули, но фрегат продолжал погружаться в воду. Мы спустили шлюпки и направились к берегу. Нам все же удалось уберечь тюк с товарами для обмена и кое-какую провизию. Но на исходе второго часа судно скрылось под водой.
— Пойдем на шлюпке вверх по течению, — весело предложил я Карлье. — Подумаешь, корабль! Твое открытие сулит состояние. Стоит тебе пожелать, у тебя будет двадцать кораблей.
— Знаю, — сказал он.
Карлье глядел в море, где синяя черта разделяла желтые воды и наносы.
— Назад теперь дороги нет, — сообщил он.
— А зачем нам возвращаться? — ответил я.
— Ты прав, — согласился он.
Он пожал мою руку, и мы направились на поиски сухого места для лагеря.
Все следующее утро мы охотились на бизона и ловили форель. Затем всей командой двинулись вверх по течению на четырех шлюпках. По берегам тянулась однообразная равнина. Карлье, казалось, был чем-то озабочен.
— Ты узнаешь эту местность? — спросил он.
— Вроде да.
У речных берегов тот же высокий тростник вздымался бледно-зеленым плюмажем, дальше росли те же травы, вьющаяся лоза, осиновые перелески; в теплом иле дремали крокодилы.
Четыре дня мы продолжали грести без устали; на пятый день после полудня мы обнаружили деревню: жилища на берегу были построены из глины, это были хижины без окон, но с большими квадратными дверьми. Селение было мне незнакомо. На речном берегу нас дружелюбно приветствовали индейцы. Их белые набедренные повязки были схвачены у пояса лентой с двумя большими кистями.
