Наконец она различила скрип ворот и шаги мужа — он шел по дорожке сада. Как-то странно, медленно. И вернулся так поздно. Впрочем, Клара не тревожилась: он жив, он вернулся, значит, ничего страшного не случилось и не случится. Дарио вошел в комнату. Поцеловал жену. Сел рядом с ней и молча сложил руки.
Она захлопотала. Поскорей накрыла на стол. Он через силу проглотил несколько кусков и отодвинул тарелку.
— Спасибо, милая, я не голоден. Поужинал у Вардесов.
— Опять? Неужели? Ты такой усталый, невеселый.
Он молчал.
Проснулся и заплакал младенец; Клара взяла его из колыбельки, накормила, убаюкала. И с младенцем на руках присела рядом с мужем на старый чемодан, покрытый ветхой тряпицей. Им было неуютно в креслах с прямой спинкой, неживых, парадных, — в таких сидеть лишь пациентам, гостям и родственникам, которых, кстати, у них нет. Куда удобнее на жестком верном чемодане, повидавшем все европейские вокзалы, — здесь они дома, в безопасности.
Клара положила голову на плечо Дарио.
— Правда, ты невеселый. Раньше ты возвращался радостный. С легким сердцем. Я чувствовала, что на душе у тебя спокойно. А когда вернулась из больницы, ты был несчастным, загнанным, испуганным, как затравленный зверь, бедный зверь с лапками в крови, бегущий от погони, — прошептала она с ласковой улыбкой, взяла руку мужа и поцеловала. — Вот и сегодня ты загнанный и несчастный. Чего ты испугался? Ты что-нибудь натворил?
— Я ничего не натворил, — сказал он, подавляя раздражение. — И вовсе не испугался. Успокойся, Клара.
— У тебя горе, Дарио?
Он с усилием сжал побелевшие дрожащие губы. И, помолчав, смог выговорить:
— Нет.
— Ты задержался у Вардесов?
— По правде говоря, я их не видел. Мадам Вардес уехала.
— То есть как? И не предупредила тебя вчера? Они уехали, не попрощавшись? Не заплатив?
— Не заплатив… Боже! Вот о чем ты подумала! Нет-нет, успокойся, мне заплатят. Вардес по-прежнему здесь. Не в «Каравелле», так в Монте-Карло. Она уехала одна.
— Какой у тебя странный голос! Уехала одна! Что ты хочешь сказать? Она что, не вернется?
— Не вернется.
— Никогда?
— Нет, никогда.
— Откуда ты знаешь, Дарио?
Он помедлил, потом решительно полез в карман. «Зачем скрывать от Клары? Разве она не поймет? Ведь она меня любит. Да и нечего скрывать. Ни мне, ни ей. Между нами ничего не было. Сильви Вардес недоступна, как звезда».
Дарио протянул Кларе измятое письмо.
— Я получил его утром.
Клара прочла: «Дорогой доктор! Я уезжаю и больше никогда не вернусь в «Каравеллу». Во время болезни Филиппа и позже, когда он выздоровел и принялся за прежние безумства, Вы были мне верным другом и помощником, поэтому мне грустно, что я не смогу пожать Вам руку на прощание, — больше я ни о чем не жалею. К уходу я готовилась давно, но его несколько ускорили непредвиденные обстоятельства. Отныне я буду жить в Париже. Оставляю Вам мой адрес. Если вам понадобится дружеское участие и поддержка, вспомните обо мне. Искренне преданная Вам Сильви Вардес».
Клара медленно сложила письмо.
— Ты получил его сегодня утром? Зачем же тогда ты пошел в «Каравеллу»?
Дарио смущенно улыбнулся:
— Знаю, это глупо. Хотел попрощаться с ее домом. — И прибавил совсем тихо: — Ты не ревнуешь, Клара? Ты моя единственная любовь на всем белом свете. Но, поверь, это удивительная редкая женщина, не такая, как все. Те, кого я встречал до сих пор, не считая, конечно, тебя и нашего сына, отличаются от нее как земля от неба. Не знаю, как понятнее объяснить. Это просто чудо! Трудно поверить, что человек может быть настолько лишен эгоизма, жадности, кокетства, привязанности к богатству и благам земным. И к тому же она добрая, отзывчивая, веселая, умная! Возможно, в том мире много таких людей, хотя я с трудом в это верю, но в нашем их нет. Я полюбил ее как сестру, — проговорил он, глядя Кларе в глаза. — Я много рассказывал ей о тебе, о нашем мальчике. Она так внимательно меня слушала! Утешала, поддерживала. Во время болезни Вардеса и после выздоровления этого бессовестного чудовища я каждый день приходил к ней; меня поразила ее деликатность, ее участие, я привязался к ней всем сердцем. — В голосе Дарио послышалось отчаяние. — Всем сердцем, иначе и не скажешь. Ты не сердишься, Клара?
— Нет. Ведь я мало что могу тебе дать. Я неграмотная, неученая.
— Женушка, милая, ты у меня самая лучшая! — ласково начал Дарио. — Различие между нами в том, что ее предки испокон веков не знали голода и нужды, а наши каждый день мучительно добывали себе пропитание, поэтому ей доступно благородство и бескорыстие, а нам эта роскошь не по карману, — закончил он с горечью.
— Дарио, почему она ушла от мужа? Вот я бы никогда тебя не бросила!
— Ты не знаешь, какой Вардес негодяй. Я всерьез жалею, что не дал ему издохнуть как паршивому псу. Я ведь раньше тебе не рассказывал. Послушай и рассуди сама. Месяц назад заболела маленькая Клод — она у мадам Вардес совсем слабенькая, бледная, не то что наш Даниэль, — с гордостью прибавил Дарио. — Так вот, малышка простудилась, вроде бы ничего серьезного, но температура держалась долго, я никак не мог ее сбить, а Вардес все это время где-то пропадал. Мадам Вардес совсем измучилась одна, извелась, смертельно устала. Я подумал, если бы Даниэль заболел, разве я оставил бы тебя одну? Нет, я бы все бросил и примчался к вам. Я разузнал, где Вардес. Оказалось, опять в Монте-Карло. Я решил поговорить с ним. Узнав о моем намерении, мадам Вардес лишь печально улыбнулась, будто я был наивным простачком, незнакомым со злом и скверной. Я отправился в Монте-Карло. И стал ждать его в холле клуба. В игорный зал меня не пустили.
Дарио вспомнил, как отправил Вардесу с рассыльным записку: «Доктор Асфар свидетельствует мсье Вардесу свое почтение, — так обычно начинались все послания, где он напоминал о плате за визит, но ничего другого ему не пришло тогда в голову. — Сообщает, что состояние его дочери, к сожалению, ухудшилось. И осмеливается просить, чтобы мсье незамедлительно вернулся домой, поскольку мадам Вардес совсем одна и нуждается в помощи».
— Я ждал час, два, три, четыре. И понемногу пришел в ярость. Если бы я мог дотянуться до Вардеса, я бы силой притащил его домой, но Вардес не появлялся. В конце концов, рассыльный вернул мою записку. Без ответа. А Вардес пропадал еще четыре дня. Потом заехал в «Каравеллу», переоделся, собрал чемодан и, даже не повидавшись с женой, укатил в Париж! Причем Элинор… — я говорил, что бывшая невестка Муравиной — любовница Вардеса? Теперь ее называют мисс Барнетт, так она представляется всем… Элинор ждала его в машине, — последние слова Дарио проговорил очень быстро в крайнем возбуждении и гневе.
— А я бы все равно тебя не покинула, — упрямо повторила Клара.
— Да он ее однажды чуть в публичный дом не отвез! Даже описывать не хочу его изуверства, буйство и дикость. Знаешь, что это за «непредвиденные обстоятельства»? Мне Ангел Мартинелли рассказал. От него не укроется ни одно происшествие в Ницце или ее окрестностях. Когда Вардес вернулся из Парижа, Элинор опять была вместе с ним, только на этот раз она не захотела ждать в машине; она вошла в дом! И я прекрасно знаю зачем. Это был хорошо продуманный ход. Если жена, не дающая развода, уедет с ребенком от мужа, суд может расторгнуть брак под предлогом, что она сама его бросила. Вряд ли мадам Вардес с ее проницательностью и умом не разгадала ее маневра, — тут он представил себе серьезные вдумчивые глаза Сильви, казалось, проникавшие в душу собеседника. — Но почему-то она уступила.
