Родители и няньки прекрасно знают, что дети жестоки от природы, и стараются воспитать в них человечность. Раненое животное корчится в муках, а дитя с увлечением наблюдает за этим, пока мать не предложит ему «положить конец мучениям бедняжки». По простодушию своему ребенок и не подумает немедленно прекратить страдания несчастной твари, как не станет он сразу проглатывать конфету, пока не насладится как следует ее вкусом. Присущая человеку жестокость может быть подавлена другими сильными впечатлениями или нравственным обузданием; в каждом из нас кроется Нерон, который осознает самого себя лишь в том случае, если его главная страсть становится непреодолимой и начинает сокрушать все препоны. Потеря нравственного контроля, интеллектуальный шок или аномальное состояние организма вполне могут способствовать тому, чтобы эта страсть заявила о себе.
Как я уже отмечал, у разных людей эта страсть проявляется по-разному.
У одних она воплощается в простом желании созерцать чужие муки. Это может привести к преступлению, поскольку личность, равнодушная к боли других, вполне способна убить человека для достижения собственных целей. Именно таким был несчастный Дюмойар
{82}, убивший шесть девочек и пытавшийся убить еще нескольких. По всей видимости, он не испытывал особого удовольствия от самого убийства, но был настолько безразличен к их страданиям, что убивал просто ради того, чтобы завладеть их одеждой, весьма и весьма бедной. Его приговорили к гильотине и казнили в 1862 году
[41]
.
У других наряду с равнодушием к страданию развивается жажда крови.
Например, Андреас Бихель заманивал к себе в дом молодых женщин под предлогом якобы имевшегося у него волшебного зеркала, в котором они могут увидеть будущих мужей. В доме Бихель скручивал жертве руки за спиной и оглушал ее. Он снимал с бедняжки одежду, ради чего и совершал убийство, а потом закалывал несчастную женщину. В процессе убийства жажда крови овладевала им настолько, что он буквально кромсал свои жертвы на части, чтобы увидеть их внутренности. Несчастную Катерин Зайдель он распорол сверху донизу, ударяя молотком по лезвию, когда она еще дышала. На суде он признавался, что, «совершая эту операцию, был возбужден, его била дрожь и хотелось оторвать кусок плоти и съесть его».
Андреас Бихель был казнен в 1809 году
[42]
.
Третья категория людей отличается жестокостью и кровожадностью, потому что у них неодолимая жажда крови превращается в одержимость. В цивилизованных странах люди, одержимые такой жаждой, сдерживаются под страхом неминуемого наказания или удовлетворяют жажду крови, уничтожая животных. Но в старину, когда лорды неограниченно правили в своих феодальных владениях, встречались ужасающие случаи проявления такой кровожадности, а примеры того, как удовлетворяли жажду крови некоторые римские императоры, вошли в историю.
Франц Иосиф Галль
{83} приводит несколько примеров кровожадности из реальной жизни
[43]
. Один голландский священник был настолько одержим жаждой убивать и рассматривать убитых, что пошел в полковые капелланы только ради того, чтобы созерцать трупы, которых во время боевых действий было предостаточно. Этот человек держал множество различных домашних животных, дабы иметь возможность терзать их детенышей. Он сам забивал животных для кухни. Кроме того, он был знаком со всеми палачами в стране, и, когда те сообщали ему об очередной казни, он мог пройти несколько дней пешком, чтобы с наслаждением лицезреть процедуру казни и смерть казненного.
На поле битвы такая страсть тоже проявляется по-разному: некоторые получают наслаждение от убийства, другие испытывают полное равнодушие. Один старый вояка, вспоминая битву при Ватерлоо, рассказал мне, что, рассекая человеческое тело, он получал ни с чем не сравнимое удовольствие, а по ночам не засыпал, пока во всех подробностях не припоминал приятные ощущения, доставленные ему процессом убийства.
Нередко разбойники с большой дороги не довольствуются грабежом, проявляя склонность к насилию и убийству. Джон Росбек, например, известен тем, что придумал и испытал на своих жертвах всевозможные зверства просто ради того, чтобы насладиться зрелищем мучений, особенно если это были женщины и дети. Страх наказания и пыток не мог отвратить его от пагубной страсти, покуда он не был казнен.
Галль описывает также скрипача, который, будучи арестован, признался в тридцати четырех убийствах, которые он совершил не из вражды, мести или намерения ограбить, а единственно ради наслаждения, доставляемого убийством.
Иоганн Гаспар Шпурцхайм
[44]
рассказывает о священнике из Страсбурга, который, будучи богатым и не испытывая ни вражды, ни мести, убил троих человек по той же самой причине.
Галль приводит случай с братом принца Конде, герцога Бурбонского, графом де Шароле
{84}, который с детства имел отвратительную привычку мучить животных: в зрелом возрасте он принялся проливать человеческую кровь и совершать всевозможные зверства. Он убил множество людей без всякого повода, например любил стрелять в кровельщиков просто ради удовольствия посмотреть, как они падают с крыши.
Король Франции Людовик XI за время правления приговорил к смерти четыре тысячи человек; обычно он наблюдал за казнями через решетку. Рядом с его собственным дворцом были установлены виселицы, и он лично руководил казнями.
Не следует думать, что жестокость существует только в грубом и корявом обличье; не менее часто она встречается среди утонченных и образованных людей. Если в людях грубых она проявляется главным образом в нечувствительности к чужим страданиям, то в утонченно-образованном облике она принимает вид страсти, поддаваясь которой человек испытывает невыразимое наслаждение.
Кровавые тираны, например Нерон и Калигула, Александр Борджиа и Робеспьер, больше всего на свете любившие наблюдать за смертью и мучениями людей, отличались чувствительностью и крайней утонченностью вкусов и манер.
Я знавал образованную и изысканную молодую женщину с весьма нервной натурой, которая с удовольствием нанизывала на нитку живых мух и наблюдала за их содроганиями. Жестокость может дремать в скрытом состоянии, пока какой-либо благоприятный случай не пробудит ее, и тогда она прорывается всепожирающим пламенем. Жажда крови проявляется подобно любовной страсти или ненависти; мы не имеем представления об их силе, пока обстоятельства не понудят их к действию. Душа пребывает в безмятежности, пока случайная искра не зажжет пламя любви или ненависти, навеки смутив душевный покой. Слова, взгляда, прикосновения может оказаться достаточно, чтобы запалить фитиль страсти в душе и обречь ее на одиночество. То же самое и с жаждой крови. Она может таиться в недрах души близкого нам человека. Она может тлеть в сердце, дорогом нашему сердцу, а мы об этом и не подозреваем. Возможно, обстоятельства окажутся милосердны и не разожгут огня; возможно, нравственная узда окажется столь крепкой, что ее не удастся порвать.
