Любовь моя вас пугает? Вы считаете ее бурной, неистовой? Укротите ее более нежной любовью. Не отказывайтесь от власти, которую я вам предлагаю, которой обязуюсь вечно покоряться и которая — смею в это верить — отнюдь не несовместима с добродетелью. Какая жертва покажется мне слишком тягостной, если я буду уверен, что сердце ваше знает ей цену? Есть ли человек настолько несчастный, чтобы не суметь наслаждаться лишениями, которым он сам себя подверг, и чтобы не предпочесть одного слова, одного добровольно данного ему взгляда всем наслаждениям, которые он мог бы взять силой или обманом? И вы подумали, что я такой человек! И вы меня опасались! Ах, почему не зависит от меня ваше счастье? Как отомстил бы я вам, сделав вас счастливой! Но бесплодная дружба не дарит этой власти: ею мы обязаны одной только любви.
Это слово пугает вас? Но почему? Более нежная привязанность, более тесный союз, единство мысли, общее счастье, как и общие страдания, — разве есть во всем этом что-либо чуждое вашей душе? А ведь именно такова любовь, во всяком случае, та, которую вы внушаете и которую я ощущаю. Но прежде всего она, бескорыстно взвешивая наши деяния, умеет судить о них по их истинному достоинству, а не по рыночной ценности. Она — неисчерпаемое сокровище чувствительных душ, и все, содеянное ею или ради нее, становится драгоценным.
Что же страшного в этих истинах, которые так легко уразуметь и так сладостно осуществлять в жизни? И какие же опасения может вызвать у вас чувствительный человек, которому любовь не позволяет и представить себе иного счастья, кроме вашего? Ныне это единственное мое желание: чтобы оно исполнилось, я готов пожертвовать всем, исключая чувство, которым оно вызвано, а раздели вы это чувство — и вы станете руководить им по своему усмотрению. Но не допустим же, чтобы оно отдаляло нас друг от друга, когда ему надлежало бы нас соединять. Если предложенная вами дружба не пустое слово, если, как вы мне вчера говорили, это самое нежное из чувств, доступных вашей душе, пусть оно и будет основой нашего соглашения; я не отвергну его власти, но, будучи судьей любви, пусть оно согласится выслушать любовь: отказ здесь был бы несправедливостью, а дружбе несправедливость чужда.
Для второго нашего разговора встретится не больше препятствий, чем для первого; эту возможность нам мог бы предоставить случай, и вы сами могли бы назначить подходящее время. Я готов поверить, что не прав. Но неужто вы не предпочтете вразумить меня вместо того, чтобы изгонять, и неужто вы сомневаетесь в моей покорности? Если бы не докучное появление третьего лица, я, возможно, уже вполне согласился бы с вами. Кто знает, как далеко может простираться ваша власть?
Признаюсь ли вам? Эта неодолимая власть, которой я предаюсь, не осмеливаясь ее измерить, это непобедимое очарование, которое сделало вас владычицей моих мыслей и поступков, — иногда я начинаю их бояться. Увы! Но мне ли опасаться беседы, о которой я вас прошу? Может быть, потом, связанный обещаниями, я обречен буду сгорать от любви, которая — я это чувствую — не сможет угаснуть, не дерзнув воззвать к вам о помощи! Ах, сударыня, будьте милосердны, не злоупотребляйте своей властью. Но что я говорю! Любые страдания мои, если вы от них станете счастливее и будете считать меня более достойным вас, облегчит эта утешительная мысль! Да, я чувствую, что поговорить с вами еще раз означает дать вам против меня еще более сильное оружие и еще полнее отдаться на вашу волю. Легче сопротивляться вашим письмам. Они, конечно, то же, что ваши речи, но тут нет вас самой, ибо ведь ваше присутствие и придает им настоящую силу. Однако радость слышать ваш голос заставляет меня презирать эту опасность. У меня по крайней мере останется счастливое сознание, что я все для вас сделал, даже во вред себе, и жертвы, мною принесенные, будут выражением моего благоговения. Я был бы беспредельно счастлив доказать вам тысячью способов, — как я на тысячу ладов чувствую, — что вы являетесь и навеки останетесь, даже больше, чем я сам, существом, наиболее дорогим моему сердцу.
Из замка ***, 23 сентября 17…
Письмо 84
От виконта де Вальмона к Сесили Воланж
Вы видели, как нам вчера мешали. В течение всего дня я не мог передать вам письмо, которое для вас получил. Не знаю, будет ли это легче сделать сегодня. Боюсь подвести вас, проявив больше стараний, чем ловкости, и не прощу себе какой-либо неосторожности, которая станет для вас роковой и, сделав вас навеки несчастной, приведет в отчаяние моего друга. Мне, однако, хорошо известно, как нетерпелива любовь. Я понимаю, как должна быть тягостна в вашем положении малейшая отсрочка в получении единственного доступного для вас теперь утешения. Непрестанно размышляя, какими способами можно было бы одолеть препятствия, я придумал один, который легко осуществим, если и вы приложите некоторые старания.
Насколько мне удалось заметить, ключ от вашей двери, выходящей в коридор, всегда находится на камине в комнате вашей матушки. Вы сами понимаете, что завладей мы этим ключом — и все сразу станет легко. Но за неимением этого я раздобуду для вас второй, точно такой же. Для этого мне достаточно будет получить в свое распоряжение на час-другой тот, первый, ключ. Вам, конечно, легко представится случай взять его, а чтобы не заметили его отсутствия, прилагаю другой, принадлежащий мне ключ, довольно похожий на тот; тогда разницы не заметят, если, конечно, не станут его пробовать, чего, однако, не случится. Нужно только, чтобы вы привязали к нему голубую ленточку, продернув ее таким же образом, как она продернута на вашем.
Надо постараться добыть этот ключ завтра или послезавтра к моменту, когда сядут за утренний завтрак. Тогда вам будет легче передать мне его, и он сможет быть положен на место уже к вечеру, то есть ко времени, когда ваша матушка, возможно, могла бы обратить на него больше внимания, чем обычно. Я мог бы вернуть его вам перед самым обедом, если мы хорошо обо всем договоримся.
Вы знаете, что, когда мы направляемся из гостиной в столовую, позади всех идет госпожа де Розмонд. Она будет идти под руку со мной.
Вам надо будет только помешкать за своими пяльцами или же обронить что-нибудь, чтобы задержаться: тогда вы сможете взять ключ, который я буду держать в руке, заложенной за спину. Только не забудьте тотчас же после того, как возьмете ключ, подойти к моей тетушке и как-нибудь приласкаться к ней. Если вы случайно оброните ключ, не теряйтесь: я сделаю вид, что обронил его я, и отвечаю за все.
Вообще же эту маленькую хитрость вполне оправдывает недоверие вашей матушки к вам и ее суровое обращение с вами. К тому же это единственный способ получать и впредь письма Дансени и передавать ему ваши. Всякие другие способы были бы действительно крайне опасны и могли бы безвозвратно погубить вас обоих. Осторожность и дружеские чувства к вам не дозволяют мне пользоваться ими в дальнейшем.
Раз уж мы будем иметь ключ, нам останется лишь принять кое-какие меры против скрипа двери и ключа в замке, но это дело простое. Под тем же шкафом, куда я прятал для вас бумагу, вы найдете склянку с маслом и перо. Иногда вы заходите к себе в комнату в такие часы, когда бываете там совсем одна; надо воспользоваться этим и смазать замок и дверные петли. Только позаботьтесь о том, чтобы не наделать пятен, которые могут вас выдать. Следует также подождать наступления ночи, ибо если все будет сделано с должной осмотрительностью, на которую вы вполне способны, утром уже никто ничего не заметит.
