В ее годы… что же со мной произошло? Кто это был? В ее памяти всплывает лицо — красивое, сохранившее, несмотря на возраст, всю свою прелесть. Тетя Армони. Девяноста лет.
Армони — Гармония — не настоящее имя, нет, всего лишь ошибка чьего-то ненадежного слуха. Как же ее звали-то на самом деле — Амели? Эрмини? Да не все ли равно! Для Элоизы, как и для этого неверного уха, она сразу стала тетей Армони, которую призвали для того, чтобы сделать из нее дуэнью. Пасха тысяча девятьсот… О, это было так давно…
И все-таки — последний год лицея или первый год подготовительных курсов? Последний год лицея. На этот раз Элоиза помнит точно, все метки на месте, до последнего прыщика, она в этом уверена, как в себе. Почти…
Вместе с друзьями юности — длинным Филиппом, маленьким Жоржем и обоими Мишелями — она провела тогда под присмотром тети Армони несколько дней каникул. Они ведь как? Всей компанией к морю, не к морю — так к реке, и жми на педали, по горам, по долам. Все летние месяцы шатались вместе, от самого… можно сказать, от самого сотворения мира, во всяком случае, с детского сада или чуть позже.
И вот, ради такого случая, Филипп отправил своих родителей в санаторий, по крайней мере, так он сказал, приглашая друзей поразвлечься в своем доме в Бранте. У Мишелей было жилье по соседству, а Жорж будет ночевать у него, Элоиза тоже. Потому и понадобилась дуэнья. «Дело не в том, — проворчал дядя Анизе, — чтобы мы вам не доверяли, вот только…», вот только он еще помнил собственный молодой аппетит и признавал за ними такой же. Да его и самого даже возраст не изменил. Этот человек, только и говоривший о необходимости внести ясность и пролить свет, ничего так не любил, как спрятаться в темном уголке и там подстерегать девушку, расставив руки.
Ну, когда тебе едва исполнилось восемнадцать, а он старше на все сорок, разве повернется язык ответить, что он-то сам уже не возбуждает аппетита? Анизе-отец был из тех людей, которые признают только веские аргументы.
Но вернемся к тете Армони. Теперь Элоиза окончательно ее вспомнила. Высокая, сухощавая, спокойная, овдовевшая так давно, что уже и не помнила — и сама в этом со смехом признавалась, — как это она была замужем. Мадам Анизе, более дипломатичная, чем ее муженек, по крайней мере — в высказываниях, предупредила молодежь о том, что тетя Армони проведет с ними Пасхальные каникулы, «ей, бедняжке, необходимо сменить обстановку».
Словом, эти несколько дней им придется терпеть «гармонический» надзор, по крайней мере, один из мальчиков, удобства ради готовый слышать все в точности так, как Элоиза, прошептал себе под нос что-то в этом роде.
Впрочем, все это не имело значения: Армони с первого же взгляда понравилась Элоизе, которая была непокорной, невоспитанной, категоричной, «в общем, все это вполне можно было прибавить к обычным упрекам, которые сыпались на меня за мои дерзости, вот только у меня был еще и инстинкт, а здесь никакие выговоры не помогут…» — вспоминает Элоиза. С ходу, не дожидаясь разрешения, она стала называть старуху «тетей Армони». Мадам Кюрель де Бремонто? Слишком длинно, слишком официально, и просто — слишком!
«Да и вообще, — думает Элоиза, — я по сей день терпеть не могу бесполезного довеска церемонных любезностей между людьми, которые словно созданы для взаимопонимания. И потом, какого черта! Армони не возмутилась и не рассердилась, она улыбнулась. С ума сойти… Она стояла передо мной, такая тонкая, вытянутая, и я стояла перед ней — плотная, темноволосая, смуглая…»
— А меня зовут Маки, — представилась Элоиза. — Сейчас объясню: это уменьшительное от Мари-Кретьенн.
В то время собственное имя казалось Элоизе старомодным, а… Маки звучало современно, задорно, по-брехтовски! Ее подружки тоже то и дело меняли имена.
Они мыли листья салата, вернее, это Элоиза, усадив Армони в плетеное кресло, возилась с латуком. Армони мягко спросила:
— Откуда взялось это имя?
Элоизе оставалось только плечами пожать: Мари-Кретьенн выпорхнула прямиком из молитвенно сложенных ладоней бабули Камиллы, которая только и делала, что всех по-христиански изводила. На всю жизнь после этого возненавидишь ханжество! А от «Маки» Камилла уж точно полезла бы на стенку! Потрясающе!
— Деточка, некоторые находят в молитве прибежище.
— Прибежище? От чего, от кого? Никто на Камиллу не нападал, правда, никто ее и не любил, но она принялась молиться раньше, чем узнала об этом! «Аве, Мария», «Аве, Мария»… можно подумать, эти ее «Аве Марии» помогали переносить оплеухи, которые она отвешивала, ну, а насчет того, чтобы дать сдачи, — сами понимаете…
Они, как сказал бы Жюльен, проводили ознакомительный раунд. Элоиза, во всяком случае, точно.
«Я, конечно, врала, хотя у меня и на самом деле руки чесались влепить пощечину старой ведьме!»
Армони, — а чего, интересно, можно опасаться в девяносто лет? — спокойно смотрела на нее. И серьезно — хотя, может быть… глаза, вообще-то, у нее поблескивали, заставляя усомниться в такой уж серьезности.
Наверху носились взад-вперед парни, которых послали отмываться. И это было совсем не лишним! Едва приехав, ребята устроили лодочные гонки и порядком вспотели. А теперь шумно возились, орали дурными голосами, словно коты, которых окатили из ведра!
Нет, ну, надо же! Элоиза в полном одиночестве смеется: вот уж что так и осталось неизменным, это битва за ванную комнату! Тогда, помнится, она рванула в коридор: «Эй, вы, оставьте мне горячей воды или завтра на ужин можете не рассчитывать!»
Мгновенно наступила тишина. Элоиза вернулась к своим салатным листьям. Армони, улыбаясь, пристально на нее поглядела: «Дрессируешь их понемножку, да?»
Засмеялась-покраснела-пробормотала: «Иначе все эти дни играли бы вчетвером против одной — нельзя оставлять за ними численное преимущество».
Армони расхохоталась. Вот черт, в ее преклонном возрасте — и такой жемчужный, воркующий смех, настоящее чудо! Она встала: «Я уже полюбила тебя, малышка», — потом поднялась к себе, чтобы одеться.
Элоиза растроганно покачивает головой, этот молодой смех до сих пор звучит у нее в ушах.
Стол был накрыт в два счета, это она умела. Омлет с грудинкой и травами надо делать в последний момент, суп готов, салат только перемешать осталось, картошка подрумянивается в чугунке. Теперь и ей не помешало бы привести себя в порядок.
Эти паршивцы оставили ей горячей воды ровно на одну руку, все прочее придется мыть ледяной! А ванная в таком виде, что…
Тетя Армони, вся свеженькая под тонким слоем пудры, ждала, стоя за своим стулом. Остальные, рассыпавшись по комнате, глаз не сводили с двери. Элоиза, тоже «освежившаяся» во всех смыслах слова, что было очень заметно, встала в дверях. Жорж заерзал на сиденье, она взглядом пригвоздила его к месту.
— Тетя Армони, окажите мне такую любезность, пожалуйста, садитесь, не ждите!
Устроившись с помощью внучатого племянника, старуха махнула рукой:
