Священник снова помолчал, глядя в землю, и потом вздохнул:
— Мне никогда не приходилось слышать ничего подобного, — сказал он, и голос его слегка задрожал. — Я бы очень хотел быть с ними в ту минуту и видеть разверзшееся небо.
— И сегодня, как только Ингмара-старшего перенесли в дом, — продолжал пастор, — он послал за Ингмаром-сильным; приказание его сейчас же исполнили, а заодно послали за доктором и за мной. Но Ингмара-сильного не оказалось дома. Он рубил в лесу дрова, и его не так-то легко было отыскать. За ним разослали работников во все стороны, и Ингмар-старший страшно беспокоился, что не увидит его перед смертью.
Прошло много времени, уже пришли мы с доктором, а Ингмара-сильного все еще не было.
Ингмар-старший не обращал на нас большого внимания, он уже был близок к смерти.
«Я умираю, господин пастор, — сказал он, — но перед смертью я бы хотел увидеть Ингмара».
Он лежал на большой постели, накрытый лучшим одеялом. Глаза его были широко раскрыты и, похоже, все время созерцали что-то невидимое для других. Спасенных им ребятишек посадили на его кровать, и они сидели, тихо съежившись у его ног. Иногда он отрывал взор, устремленный на что-то вдали, потом переводил его на детей, и тогда лицо его озарялось улыбкой.
Наконец торпаря отыскали, и Ингмар-старший радостно улыбнулся, заслышав в сенях тяжелые шаги Ингмара-сильного.
Когда торпарь подошел к постели, умирающий взял его за руку и нежно погладил ее; потом он спросил:
— Ты еще помнишь, Ингмар-сильный, как мы стояли на мосту и перед нами разверзлось небо?
— Да, конечно же, я помню, как мы смотрели на небо, — отвечал Ингмар-сильный.
Тут Ингмар-старший совсем повернулся к нему, он улыбался, и лицо его сияло, словно он собирался сообщить радостную весть.
— Я иду туда, — сказал он Ингмару-сильному.
Торпарь нагнулся и глубоко заглянул ему в глаза.
— И я последую за тобой, — сказал он.
Ингмар-старший утвердительно кивнул.
— Но ведь ты знаешь, — продолжал Ингмар-сильный, — Я не могу уйти прежде, чем твой сын вернется из паломничества.
— Да, знаю, — сказал Ингмар-старший, кивая.
Потом он несколько раз тяжело вздохнул и умер.
Учитель с женой согласились с пастором, что это была прекрасная смерть. Некоторое время все трое сидели молча.
— Но что же хотел сказать Ингмар-сильный, говоря о паломничестве? — спросила вдруг матушка Стина.
Пастор взглянул несколько растерянно.
— Я не знаю. Ингмар-старший умер, не успев ничего больше сказать, а я еще не имел возможности как следует подумать об этом, — отвечал он, погружаясь в раздумье. — Но вы правы, матушка Стина, это были замечательные слова.
— Знаете, господин пастор, говорят, что Ингмар-сильный умеет отгадывать будущее.
Пастор провел рукой по лбу, как бы приводя в порядок свои мысли.
— Нет ничего чудеснее промысла Божия, — сказал он затем. — Да, на свете нет ничего чудеснее.
III
Это случилось однажды осенью, когда занятия в школе уже начались. Был час отдыха, и учитель с Гертрудой пришли на кухню и сели за стол, а матушка Стина налила им кофе.
Но не успели они сделать глоток, как пришел гость.
Это был Хальвор Хальворсон, молодой крестьянин, владевший сельской лавкой. Он был родом из Тимсгорда, и поэтому его часто называли Тимс Хальвор. Это был высокий, красивый мужчина, но вид у него был печален. Матушка Стина предложила и ему чашку кофе; он присел к столу и завел беседу с учителем.
Поглядывая на улицу, хозяйка сидела с вязаньем на диване. Вдруг она покраснела и высунулась в окно, чтобы лучше видеть, но тут же постаралась принять спокойный вид и равнодушно сказала:
— К нам, кажется, идут важные гости.
Хальвор уловил необычные нотки в ее голосе. Он подошел к окну и увидел, что в школу идет высокая, но несколько сгорбленная женщина с мальчиком-подростком.
— Если не ошибаюсь, это Карин из Ингмарсгорда, — сказала матушка Стина.
— Да, это, конечно, Карин, — произнес Хальвор.
Замолчав, он отвернулся от окна и оглядел комнату, как бы ища выхода, но в следующую же минуту спокойно вернулся на свое место.
Дело было в том, что прошлым летом, когда был еще жив Ингмар-старший, Хальвор сватался за Карин. Дело тянулось долго, потому что старик находил много препятствий. Вопрос был не в деньгах, — Хальвор был богат, но отец его был пьяница, и боялись, что он унаследовал этот порок. Но, наконец, было решено, что он может жениться на Карин.
День свадьбы был назначен, и пробсту уже было поручено огласить их в церкви. Но перед этим Карин и Хальвор поехали в Фалун купить обручальные кольца и молитвенник. Они провели в поездке три дня, и, вернувшись, Карин объявила отцу, что не может выйти замуж за Хальвора. Она жаловалась, что Хальвор за эти три дня один раз напился пьяным, и боялась, что он пойдет по стопам отца. Ингмар-старший сказал, что не может принуждать дочь, и отказал Хальвору.
Хальвор был вне себя: «Ты позоришь меня, я этого не перенесу, — говорил он Карин. — Что будут думать обо мне люди? Так не поступают с честным человеком».
Но Карин была неумолима; и с тех пор Хальвор ходил грустный и подавленный, потому что не мог забыть обиды, нанесенной ему Ингмарсонами.
А теперь Карин придется встретиться с Хальвором. Что же будет?
Ни о каком примирении не могло быть и речи, потому что еще прошлой осенью Карин вышла замуж за Элиаса Элофа Эрсона. Они с мужем жили в Ингмарсгорде и управляли имением после смерти Ингмара-старшего. Старший Ингмар оставил после себя пять дочерей и сына, но мальчик был еще слишком мал, чтобы управлять имением.
Карин вошла в кухню. Ей было лет двадцать, но она никогда не выглядела молодо. Многие сочли бы ее некрасивой, она унаследовала все черты своего рода: тяжелые веки, рыжеватые волосы и жесткую складку губ. Но семье школьного учителя нравилось, что она похожа на Ингмарсонов.
Увидев Хальвора, Карин даже не поморщилась. Она медленно в спокойно обошла всех присутствующих, здороваясь с ними. Когда она протянула руку Хальвору, тот едва дотронулся до кончиков ее пальцев.
Карин всегда держалась несколько сгорбившись, но, подойдя к Хальвору, она, казалось, опустила голову еще ниже обычного, а Хальвор еще больше выпрямился.
— Вы сегодня вышли погулять, Карин? — спросила матушка Стина, пододвигая ей лучшее кресло.
— Да, — отвечала Карин, — подморозило, и ходить стало легче.
— Да, ночью был сильный мороз, — произнес учитель.
После этого разговор оборвался, и никто не знал, что сказать; молчание длилось несколько минут.
