Он продолжал идти дальше: смятая его ногами трава выпрямлялась и с нее капала кровь.
Когда Ингмар произнес имя Хелльгума, Карин впервые стало ясно, как сильно он его ненавидит. И в то же время она поняла, как велик был поступок Ингмара.
— Все сегодня же узнают, что ты совершил, Ингмар, и все будут хвалить тебя за это, — сказала Карин. — Неужели ты хочешь умереть, когда все будут тобой гордиться?!
В ответ она услыхала саркастический смех. Ингмар повернул к ней свое бледное, искаженное лицо.
— Уйдешь ты, наконец? Я ведь знаю, кому ты хотела помочь первому!
Он шел, все больше шатаясь, и на земле за ним тянулся непрерывный кровавый след.
Карин не могла вынести этого. Огромная любовь, которую она питала некогда к Ингмару, вспыхнула с новой силой при виде этой крови. Теперь она гордилась Ингмаром и видела в нем достойного отпрыска старинного рода.
— Ингмар, — сказала Карин, — я не думаю, чтобы ты имел право перед Богом и людьми так играть своей жизнью. И вот еще что я тебе скажу: если я могу сделать что-нибудь, что вернуло бы тебе охоту жить, только скажи.
Ингмар остановился, обхватил ствол дерева, чтобы не упасть, и с иронией, сказал:
— Может быть, ты отошлешь Хелльгума в Америку?
Карин взглянула на лужу крови около левой ноги Ингмара.
Она старалась привести в порядок свои мысли, чтобы ясно понять, чего требует ее брат. Значит, она должна покинуть дивный райский сад, в котором провела всю зиму, и снова начать жить в горестном мире греха?
Ингмар повернулся к ней лицом; лицо его было желто, как воск, а кожа на висках и около носа обтянулась, как у покойника. Нижняя губа выдалась вперед сильнее обыкновенного, и линия рта выступила резче. Нечего было и думать, что он откажется от своего требования.
— Не думаю, чтобы мы с Хелльгумом могли ужиться в одном приходе, — сказал Ингмар. — Вижу, что уступить придется мне.
— Нет, — быстро произнесла Карин, — если ты позволишь мне позаботиться о твоем здоровье и жизни, то я постараюсь, чтобы Хелльгум уехал.
«Господь пошлет нам помощь и защиту, — думала Карин, — и я не вижу другого выхода, кроме как исполнить требование Ингмара».
Рану Ингмара перевязали, и уложили его в постель. Рана была неопасна, но ему надо было несколько дней полежать спокойно. Он лежал в комнате наверху, и Карин сидела возле него.
Весь день Ингмар бредил. Он снова переживал все случившееся, и Карин увидела, что не только Хелльгум и лесопильня огорчали и тревожили его.
К вечеру Ингмар пришел в себя, немного успокоился, и тогда Карин сказала ему:
— Там один человек хотел бы с тобой поговорить.
Ингмар отвечал, что слишком утомлен и не может говорить.
— Я думаю, что это пойдет тебе на пользу.
Вслед за этими словами в комнату вошла Гертруда. Она казалась взволнованной и расстроенной. Ингмар давно любил Гертруду, еще в те времена, когда она была задорной и веселой, но что-то всегда мешало ему дать простор своему чувству. Теперь же, после целого года беспокойств и страданий, Гертруда так изменилась, что только увидев ее, Ингмар испытал непреодолимое желание завоевать эту девушку.
Когда Гертруда подошла к постели, он прикрыл глаза рукой.
— Ты не хочешь меня видеть? — спросила Гертруда.
Ингмар покачал головой, он вел себя, как капризный ребенок.
— Я хочу сказать тебе всего несколько слов, — сказала Гертруда.
— Ты, вероятно, пришла мне сообщить, что присоединилась к хелльгумианцам?
Гертруда опустилась на колени возле кровати, взяла руку Ингмара и отвела от его глаз.
— Я пришла сообщить тебе новость, Ингмар.
Ингмар вопросительно взглянул на нее, но ничего не сказал. Гертруда, покраснев сказала:
— В прошлом году, когда ты уехал от нас, я поняла, что люблю тебя…
Ингмар покраснел и слегка улыбнулся от радости, но сейчас же снова стал серьезен и недоверчив.
— Я сильно тосковала по тебе, Ингмар.
Ингмар, слегка улыбнувшись погладил ее руку, благодаря за то, что она хотела сделать ему приятное.
— Ты ни разу не пришел к нам, как будто меня совсем и не существует.
— Я не хотел встречаться с тобой, пока не скоплю достаточно денег, чтобы посвататься к тебе, — сказал Ингмар таким тоном, как будто это было понятно само собой.
— А я думала, что ты забыл меня. — На глазах Гертруды выступили слезы. — Ты не знаешь, что мне пришлось пережить за этот год. Хелльгум был очень добр ко мне и всегда утешал меня. Он говорил, что сердце мое успокоится, если я всецело отдам себя Господу.
Теперь Ингмар глядел на нее с каким-то новым ожиданием.
— Я испугалась, когда ты пришел сегодня утром. Я боялась, что не смогу устоять перед тобой, и тогда придется начать все сначала.
Лицо Ингмара озарилось широкой улыбкой, однако продолжал молчать.
— Сегодня вечером я узнала, что ты помог человеку, которого ненавидишь. И я не могла больше бороться с собой, — Гертруда густо покраснела. — Я почувствовала, что у меня не хватит сил сделать что-нибудь, что может нас разлучить.
Она быстро наклонилась и поцеловала руку Ингмара.
Ингмару казалось, что кругом громко звонят воскресные колокола. Сердце его радостно забилось, сладостное чувство охватило все его существо, и невыразимое блаженство разлилось в его душе.
Часть вторая
I
За два года до постройки учителем миссии и возвращения Хелльгума из Америки, по Атлантическому океану плыл большой пассажирский пароход «Л'Юнивер», направлявшийся из Нью-Йорка в Гавр.
Было около четырех часов утра. Большинство пассажиров и команда еще спали в своих каютах. Громадная палуба была почти безлюдна. Только один французский матрос ворочался с боку на бок в своем гамаке и никак не мог заснуть. Море было неспокойно и деревянная оснастка парохода невыносимо скрипела и трещала, но не это мешало французу спать.
Низкий кубрик, где спали матросы, был отделен перегородкой от основной палубы. При свете нескольких фонарей матрос различал серые гамаки, висящие плотными рядами и слегка покачивающиеся под тяжестью спящих в них людей. По временам в иллюминаторы врывался свежий, влажный ветер, и матросу виделись бегущие в тумане волны. «Море — это что-то совсем особенное», — подумал старый матрос.
Вдруг стало как-то необычайно тихо. Не было слышно больше ни гула машин, ни скрипа цепей, ни шума волн, ни завываний ветра, — решительно ничего. Матросу показалось, что пароход внезапно опустился на дно. Он подумал о том, что его товарищей никогда не обернут в саван и не положат в гроб, и они так и будут вечно качаться в этих серых гамаках среди морских глубин.