— Ты сможешь ехать, Хальвор, только стой совсем-совсем спокойно, — сказала Карин. Она опустилась рядом с ним на колени и обняла его. — Жди и не волнуйся.
Через несколько минут лицо Хальвора потеряло свое напряженное выражение.
— Я слышу… я как будто слышу что-то вдали.
— Это звуки ангельских арф, которые предшествуют зову Господню, — сказала жена. — Молчи и жди!
Она тесно прижалась к нему, чего никогда не делала при посторонних.
— Ах, — воскликнул он, — я слышу глас Господень! Он громко прозвучал у меня в ушах: «Ты должен ехать в Мой святой град Иерусалим!» И вы все тоже слышали эти слова?
— Да, да, — воскликнули все. — Мы все слышали это!
Тут старая Ева начала жаловаться и стенать.
— Я ничего не слышала! Я не могу ехать с вами! Я, как жена Лота, буду брошена на полпути. Я должна остаться здесь и буду превращена в соляной столб.
Она плакала от страха, и хелльгумианцы собрались вокруг нее, чтобы молиться вместе с ней. Она по-прежнему ничего не слышала, и скорбь ее переходила в отчаяние.
— Я ничего не слышу, — сказала она, — но вы все равно должны взять меня с собой. Вы не должны оставлять меня здесь, чтобы меня поглотили потоки лавы!
— Подожди, Ева! — говорили хелльгумианцы. — Господь еще призовет тебя. Он призовет тебя сегодня ночью или завтра.
— Вы не отвечаете мне, — говорила старуха, — не отвечаете на мои слова. Вы не возьмете меня, если я не услышу призыва Господня?
— Господь призовет тебя, — воскликнули хелльгумианцы.
— Вы не отвечаете мне! — с отчаянием сказала старуха.
— Дорогая Ева, — сказали хелльгумианцы, — мы не можем взять тебя с собой, если Господь не призовет тебя. Не бойся, ты еще услышишь глас Божий.
Тут старуха быстро поднялась с колен. Дряхлое тело ее выпрямилось и она сильно стукнула палкой об пол.
— Я вижу, вы хотите уехать без меня и бросить меня тут на погибель, — сказала она. — Да-да-да! Вы хотите уехать и оставить меня погибать!
Она пришла в сильный гнев и стала похожа на прежнюю Еву Ингмарсон, сильную, горячую и вспыльчивую.
— Не хочу больше ничего даже слышать о вас! — крикнула она. — Я не хочу, чтобы вы меня спасали! Тьфу! Вы собираетесь покинуть жен и детей, отцов и матерей, чтобы спастись самим! Стыдитесь! Вы безумны, если хотите покинуть ваши усадьбы! Вас соблазнили ложные пророки, и вы в заблуждении следуете за ними! На вас польются потоки огня и лавы! Вы погибнете! А мы, оставшиеся здесь, будем спасены!
III
В этот же день, в сумерках, двое молодых людей стояли на дворе и разговаривали.
Молодой человек привез из лесу бревно, такое большое, что лошадь едва тащила его. А лошади, между тем, пришлось сделать большой крюк и проехать через все село, прежде чем она остановилась перед большим белым зданием школьного дома.
У школы лошадь остановилась, и в ту же минуту из дома выбежала девушка полюбоваться на бревно.
Казалось, она не могла на него наглядеться. Какое оно было большое и толстое, какая у него была красивая светло-коричневая кора! На всем дереве не было ни малейшего изъяна!
Юноша с серьезным видом рассказал ей, что дерево это росло в песках, на севере округа, за Олофсхаттеном. Он рассказывал, как ему понравилось дерево, как долго оно лежало и сушилось в лесу, сколько дюймов оно в обхвате дерева и в толщину.
Девушка повидала на своем веку немало деревьев, которые сплавляли по реке или провозили через село, но это бревно казалось ей прекраснее и лучше всех виденных раньше.
— Милый Ингмар, ведь это только первое? — воскликнула она.
Радость ее вдруг омрачилась мыслью, что Ингмар потратил пять лет труда и работы, чтобы срубить первое дерево на постройку их собственного дома.
Сколько же времени понадобится, чтобы нарубить остальные бревна и, наконец, построить сам дом!
Ингмару же казалось, что он уже преодолел все трудности.
— Погоди, Гертруда, — сказал он, — если я успею привезти бревна, пока еще земля мерзлая, тогда дом построить будет недолго.
Наступила ночь, стало подмораживать, и лошадь дрожала от холода: она мотала головой и била ногой, грива и холка ее побелели от инея.
Молодые люди, по-видимому, не чувствовали холода. Они продолжали стоять на дворе, оживленно обсуждая устройство дома от подвала до чердака.
Когда силой их воображения дом был практически построен, они принялись за расстановку мебели.
— По длинной стене мы поставим диван, — сказал Ингмар.
— Но ведь у нас нет дивана, — возразила девушка.
Молодой человек прикусил губу. Он не хотел пока рассказывать ей, что диван уже был заказан у столяра, но теперь выдал свою тайну. Тогда и Гертруда покаялась в том, что все пять лет скрывала от него, и рассказала, что плела тесемки и, на вырученные за их продажу деньги, покупала разные хозяйственные принадлежности: тарелки, блюда, кастрюли, а также одеяло, подушки и простыни.
Ингмар пришел в восторг от всего этого великолепия, но вдруг оборвал свои восторженные похвалы и взглянул на Гертруду в немом изумлении. Неужели такая красивая и славная девушка будет принадлежать ему?!
— О чем задумался, Ингмар? — спросила Гертруда.
— Я думаю о том, что из всего этого самое лучшее — ты сама.
Гертруда молчала. Она тихо поглаживала большое бревно, из которого будет построен их с Ингмаром дом. Она верила, что там ее ждут счастье и верная любовь, потому что человек, за которого она выходит замуж, добр и умен, благороден и верен.
В эту минуту в сгустившихся сумерках рядом с ними мелькнула фигура старухи. Она шла очень быстро и в сильном возбуждении говорила сама с собой.
— Да-да-да, — говорила старуха, — ваше счастье будет длиться не дольше, чем от утренней зари до заката. Когда придет час испытания, вера ваша порвется, как веревка, сплетенная из мха. И жизнь ваша превратится в непрерывную ночь.
— Ведь это она предсказывает не нам! — сказала в испуге молодая девушка.
— Конечно, нет, какое это может иметь к нам отношение? — ответил юноша.
IV
На следующий день, в субботу, священник возвращался домой поздно вечером.
Он ехал от одного больного, который жил на самом севере прихода в лесу. На дорогу нанесло много снега, лошадь шла медленно и с большим трудом, глубоко увязая в сугробах; сани каждую минуту грозили опрокинуться, и кучеру с пастором то и дело приходилось вылезать, чтобы отыскивать дорогу. Ночь была светлая, полная луна выглядывала из-за облаков, казавшихся прозрачно-серыми в лунном свете. Снег шел хлопьями; в воздухе непрерывно летали маленькие белые звездочки.
