— Он не очень-то нуждается в ней, если сватается теперь за тебя.
Господин пастор, конечно, поймет, как было горько мужу слышать эти слова. „Как все странно выходит, — думал он, — словно кто-то играет мною. Я должен был отречься от Гертруды только потому, что Барбру, шутя, дала отцу слово выйти за меня“.
— Я не знала, что мне делать, — продолжала жена. — Я была тронута тем, что отец ради меня истратил столько денег, и поэтому не решилась сразу сказать „нет“. И, кроме того, я совершенно не знала, как ты сам смотришь на это дело. К тому же отец поклялся, если я откажусь, то он продаст имение лесопильному акционерному обществу. В это время дома мне жилось не больно-то сладко. Отец женился в третий раз, и мне было очень тяжело находиться под началом у мачехи после того, как я была полновластной хозяйкой в доме. Я не могла сразу решить, отказать мне или согласиться, но все и вышло так, как хотел отец. Видишь ли, я не отнеслась к этому достаточно серьезно.
— Ну, — сказал муж, — теперь я вижу, что для тебя это все время было только игрой!
— Я не понимала, что я делаю, пока не узнала, что Гертруда тайно покинула родителей и уехала в Иерусалим. С той минуты я больше не знаю покоя. Я вовсе не хотела никого делать несчастным. Теперь я вижу, как ты мучаешься, — продолжала жена, помолчав, — и меня не оставляет мысль, что это я виновата во всем.
— Ах, нет, — прервал ее муж, — я несу наказание за свой собственный поступок, и вполне заслуживаю его.
— Мне тяжело от мысли, что я причинила людям столько горя, — сказала жена. — Каждый вечер я жду, что ты больше не вернешься. „Он утонет в реке“, — думаю я. И мне начинает казаться, что я слышу голоса людей на дворе и вижу, как вносят носилки, на которых лежишь ты. Тогда я начинаю думать, что со мной будет потом. Смогу ли я когда-нибудь забыть, что я стала причиной твоей смерти.
Пока она так говорила, ее мужа охватили странные мысли. „Ну, вот, теперь она хочет, чтобы я утешал ее“, — подумалось ему. Он тяготился ее волнением и беспокойством; если бы она оставалась спокойной, он мог бы, по-прежнему, не обращать на нее внимание. „С меня довольно и собственных забот“, — думал он, но понимал, что все-таки должен что-нибудь ей сказать.
— Мне кажется, тебе совершенно не о чем тревожиться, — сказал муж. — К первому преступлению я не хочу присоединять еще и второе.
И когда он произнес это, лицо ее озарилось светом“.
Написав эти слова, Ингмар отнял перо от бумаги и поднял голову. „Это будет ужасно длинное письмо, — подумал он. — Мне придется провести за ним всю ночь“. Собственно говоря, он чувствовал какое-то облегчение, излагая всю их с Барбру историю. Он надеялся, что пастор даст ей прочесть письмо, и она будет тронута, видя, как он прекрасно все помнит.
„Хотя муж не обращал на жену ни малейшего внимания, — писал Ингмар дальше, — после этого разговора он провел несколько вечеров дома. Жена делала вид, что не понимает, из-за чего он сидит дома, и была спокойна и кротка. Как известно господину пастору, все старики в Ингмарсгорде с самого первого дня полюбили Барбру. И вот, когда муж оставался по вечерам дома и сидел со всеми в большой горнице у пылающего очага, старая Лиза и Кора Бент, сидя в своем углу, так и сияли от радости.
Два вечера мужу действительно удалось просидеть дома, но на третий день было воскресенье, и жене вздумалось взять гитару и начать петь песни, чтобы скоротать время. Сначала все шло хорошо, пока она не запела песню, которую особенно любила Гертруда. Этого муж не мог выдержать, он схватил шапку и выбежал из комнаты.
На дворе стоял непроглядный мрак и моросил мелкий холодный дождь; но эта погода была как раз ему по вкусу. Он сел в лодку и поехал к школьному дому. Выйдя на берег, Ингмар сел на камень и задумался о том времени, когда он еще не нарушал своей клятвы и был честным и порядочным человеком. Он отправился домой только тогда, когда пробило одиннадцать часов. Жена сидела на берегу и ждала его.
Это не понравилось мужу. Господин пастор сам знает, что мужчины не любят, когда женщины боятся за них. Муж ничего не сказал жене, пока они не пришли домой.
— Я могу уходить и возвращаться, когда мне угодно, — сказал муж, и по его тону было ясно, что он недоволен.
Жена ничего не ответила и поспешила засветить огонь. Тогда муж увидел, что она вся промокла, а платье облепило тело. Она принесла ему ужин, развела огонь в очаге, приготовила постели, и, когда она ходила по комнате, мокрый подол платья тяжело шлепал ее по ногам, оставляя мокрые следы. Но по ней не было заметно, была ли она сердита или огорчена. Неужели ее ничем нельзя вывести из себя?“ — подумал муж.
Он вдруг обернулся к ней и спросил:
— Если бы я поступил с тобой так же, как с Гертрудой, ты простила бы меня?
Она пристально посмотрела на него.
— Нет, — произнесла она наконец, и глаза ее сверкнули.
Муж сидел молча. „Интересно, почему она не простила бы меня, если простила Стига? — думал он. — Может быть, она думает, что я поступил еще хуже, так как променял Гертруду на деньги?“
Дня два спустя муж потерял долото. Он всюду искал его; он зашел даже в комнатку при пивоварне. Там лежала больная старая Лиза, Барбру, сидя возле, читала ей Библию. Это была Библия больших размеров с медными застежками в толстом кожаном переплете. Муж остановился, устремив глаза на Библию. „Эта Библия, наверное, перешла к Барбру от ее родителей“, — подумал он и пошел дальше. Но в следующую же минуту он вернулся обратно и, взяв Библию из рук жены, перевернул первую страницу. Тут он увидел, что это была старинная родовая Библия Ингмарсонов, которую Карин выставила на аукцион.
— Откуда она снова взялась здесь? — спросил муж.
Жена молчала, но старая Лиза ответила:
— Разве Барбру не сказала тебе, что выкупила обратно старую Библию?
— Как, Барбру выкупила ее обратно? — переспросил муж.
— О, она сделала еще больше! — горячо проговорила старуха. — Пойди в большую горницу и загляни там в шкаф.
Муж быстро вышел из пивоварни и направился к дому. Войдя в большую горницу и, отворив шкаф, он увидел, что на полке стоят два старинных серебряных кубка. Муж взял их в руки и перевернул, чтобы по меткам на дне убедиться, что они настоящие. Барбру вошла вслед за ним и остановилась в смущении.
— У меня было немного денег в сберегательной кассе, — тихо сказала она.
Муж давно уже не был так доволен.
— Я тебе очень признателен за это, — сказал он.
После этого он гордо выпрямился и вышел из комнаты. У него было такое чувство, словно он поступил несправедливо, проявив теплые чувство к жене. Ему казалось, что ради Гертруды он не должен был выказывать ни любви, ни приязни к той, что заняла ее место.
Прошла неделя. Раз муж шел из сарая к дому, когда какой-то чужой человек отворил калитку и вошел во двор. Когда они встретились, незнакомец поклонился и спросил:
