— Для себя — в буквальном, а в переносном — для тех покупателей, которые в последний момент идут на попятную.
Чейз неожиданно осознал, что их беседа с Марси продолжается дольше, чем любая из его бесед с женщинами после смерти Тани. После того, как он спрашивал у женщины, что она пьет, произносилось очень мало слов до того, как он ронял скупое «благодарю» и оставлял ее на смятой постели.
Эта мысль заставила его поморщиться. Марси неверно истолковала его гримасу и спросила:
— Ребра болят?
— Немного, — сознался он. — Я весь день мотался и не принимал обезболивающих.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
Он посмотрел ей в глаза, удержал ее взгляд в течение секунды, а потом перевел взгляд вниз на чашку с блюдцем на столике рядом с кожанам креслом.
— Спасибо, конечно, но я не люблю чай.
— Если ты хотел пошутить, тебе это не удалось.
— Это ты мастер играть словами.
— В действительности я имела в виду не чай, а бурбон с водой.
— Спасибо, Марси! — В его словах звучала искренняя благодарность за оказанное доверие, а не только за предложенную выпивку.
Она подошла к бару и открыла шкафчик под ним. Выбрав бутылку из скромного запаса, плеснула виски в два бокала.
— Бурбон обезболивает не хуже таблеток. И, кроме того, таблетку нельзя потягивать, сидя у камина, — добавила она с улыбкой. — Положить лед?
— Просто воды. — Он поблагодарил ее, когда она протянула ему стакан.
Марси сложила бумаги, над которыми трудилась до его прихода, и забралась в кожаное кресло, подобрав под себя ноги. Кивнув в сторону камина, она предложила Чейзу сесть там, лицом к ней.
— И раз уж ты рядом, подбрось полено-другое в огонь. Это — плата за выпивку.
Положив несколько поленьев в камин, Чейз сел на коврик у камина, широко раздвинув колени, повертел в ладонях бокал и сказал:
— У меня в кармане чек на пятьсот семьдесят три доллара и шестьдесят два цента. Поэтому я и приехал. Я хотел не просто отдать тебе долг, но сделать это лично, чтобы поблагодарить за все, что ты сделала для меня.
Она опустила глаза на свой бокал.
— Я вела себя некрасиво. Сорвалась. Разозлилась, когда ты сказал, что хотел бы умереть. Это было глупо, Чейз.
— Теперь я это понял.
— Поэтому не стоило так стремиться побыстрее вернуть мне деньги. Можно было сделать это в любое другое время.
Он невесело рассмеялся:
— В любое другое время денег у меня могло не оказаться. Если бы ты не продала тот дом, у меня не было бы ни единого паршивого цента…
— Значит, ты обо всем уже знаешь и не возражаешь? Лаки беспокоился…
Он кивнул.
— Я не собирался жить в нем. Я даже не вспомнил о нем, пока Лаки не просветил меня. — Он выпрямился и попытался улыбнуться. — Поэтому сегодняшним чеком ты обязана своему искусству торговца недвижимостью. — Он достал чек из нагрудного кармана рубашки и подал ей.
— Спасибо. — Марси даже не посмотрела, правильная ли сумма проставлена на чеке, прежде чем положить его на стопку бумаг на столике. — За твое быстрое выздоровление! — Она подняла бокал. Он чокнулся с ней. Каждый пригубил от своего напитка.
Несколько мгновений они молчали, слушая потрескивание горящих поленьев и редкий стук снежных хлопьев в окна, выходящие на лес. Даже без листвы лес был густым. Стволы деревьев стояли ровной стеной и казались прямыми и черными, как обгоревшие спички. Их края как будто слегка были размыты дождем.
— Кто рассказал тебе о моих телефонных звонках? Чейз отвернулся от леса за окном и поглядел на нее вопросительно.
— О каких звонках?
Теперь настала ее очередь смутиться.
— Когда ты вошел, то упомянул о психе. Я подумала, что ты говоришь о том психе, который названивает мне.
— Я имел в виду твою секретаршу, Эсме.
— Ах, вот как…
— Тебе кто-то названивает?
— У-гу.
— Кто?
— Я не знаю. Если бы знала, я бы нашла его и потребовала прекратить.
— Что он говорит?
— О, он любит говорить всякие гадости и тяжело дышать в трубку.
— А что ты?
— Бросаю трубку.
— Как часто он звонит?
— По-разному. Может не объявляться неделями, а потом позвонить несколько раз за один вечер. Иногда это становится невыносимым, и я снимаю трубку с рычага. Если Эсме и пыталась позвонить мне и сообщить, что ты едешь, то она не смогла дозвониться.
Чейз проследил за ее взглядом и увидел телефонный аппарат на столике в холле. Трубка лежала рядом с аппаратом.
— Он звонил сегодня?
— Дважды, — ответила она небрежно. — Мне это досаждало, я ведь старалась сосредоточиться на работе.
— Ты слишком легкомысленно к этому относишься, Марси. Ты сообщила Пэту?
— Шерифу? Нет! — воскликнула она, будто само это предположение было смехотворным. — Возможно, это просто какой-то подросток, который возбуждается, произнося грязные слова на ухо незнакомой женщине. Если бы у него было хоть какое-то мужество, он бы говорил их ей в лицо.
— Что именно он говорит?
— Весьма неоригинальные вещи. Ему бы хотелось увидеть меня обнаженной и т.д. Он рассказывает мне все, что хотел бы проделать своим языком и… — Она сделала неопределенный жест. — В общем, ты понял.
Когда она скромно опустила ресницы, Чейз заметил, что Гусенок сейчас великолепна почти так, как описывала ее Сейдж. В мелькающих отсветах камина ее кожа, казалось, просвечивала. От волос на голове до конца клинообразного выреза свитера ее кожа была безупречно гладкой, как у фарфоровых статуэток, стоявших когда-то в горке у бабушки. Высокие скулы отбрасывали тень на впадины ее щек.
— Тебе подтягивали глаза и подбородок?
— Что? — Вопрос застал ее врасплох, и она чуть не расплескала свой напиток.
— Сейдж говорила, что дамы в косметическом кабинете гадали о том, подтягивали ли тебе кожу у глаз, когда делали пластическую операцию?
— Нет! — воскликнула она, искренне пораженная вопросом. — Должно быть, им больше не о чем сплетничать, раз я для них представляю такой интерес.
— Ну, Лаки же женился.
Она рассмеялась по-настоящему.
— Да, он давал повод для сплетен, правда?
— Так ты не просила доктора кое-где подтянуть морщинки?
— Нет, — едко возразила она. — Он только пригладил один шрам вот здесь. — Она провела невидимую линию вдоль корней волос. — Сюда вонзился осколок стекла.
