Они вышли, и скоро стук колес брички известил об их отъезде.
Знахарь неподвижно стоял у дверей. Когда он повернулся, то увидел Марысю, по щекам которой текли слезы.
— Что с тобой, голубка моя, что с тобой? — забеспокоился он.
— Дорогой дядя Антоний, сколько неприятностей у тебя и все из-за меня!
— Успокойся, голубка, не плачь. Какие это неприятности, ничего мне не будет.
— Если тебя посадят в тюрьму, я, наверное, умру от отчаяния!
— Не посадят, не посадят! А если бы и посадили, так что? Корона у меня с головы не упадет.
— Не говори так, дядя. Это была бы страшная несправедливость.
— Хорошая моя, на свете больше кривды, чем правды. А здесь, по правде говоря, я заслужил наказание: украл, ничего не попишешь.
— Чтобы спасти меня!
— Так-то оно так, но воровство и есть воровство. Другое дело, что я не сожалею о содеянном. У меня не было другого выхода. Но тут не о чем говорить, даже сержант будет меня защищать.
— Только этот плохой человек, этот доктор…
— А плохой ли он, голубка? Не знаю, плохой ли. Жесткий — да, а за это никого обвинять нельзя. Характер такой. Может, никто к нему с добрым сердцем не подошел, вот и его сердце ожесточилось. А еще помни, что ему тяжело смириться с поражением. Ведь он уже махнул на тебя рукой, а я с Божьей помощью спас тебя, голубка. Я специально не говорил раньше, как ты была плоха. Больным нельзя говорить таких вещей: они переживают, и это мешает выздоровлению.
— Чем я отблагодарю тебя, дядя Антоний, за твою доброту, за твой труд?
Она сложила руки и глазами полными слез посмотрела на него. А знахарь грустно улыбнулся и сказал:
— Чем?.. Полюби меня немножко.
— Полюбить? — произнесла она дрожащим голосом. — Но я тебя, дядя, так люблю, как любила только маму!
— Бог отблагодарит тебя, голубка моя, — ответил он срывающимся голосом.
Глава XV
Суд над Зеноном Войдылой проходил в середине октября в Вильно. В Радолишках узнали об этом только на следующий день после вынесения приговора, так как из-за чистосердечного признания осужденного никаких свидетелей в суд не вызывали, кроме пострадавших, которые по состоянию здоровья предстать перед судом не могли.
И если газеты раздули вокруг этого процесса большую шумиху, то только потому, что подсудимый сам попросил вынести ему самый суровый приговор. Однако суд, усмотрев в поведении Зенона искреннее раскаяние и найдя многие другие смягчающие обстоятельства, а также убедившись в искреннем желании осужденного исправиться, приговорил его лишь к двум годам заключения.
Эту новость на мельницу принес Василь, который ездил в Вильно по делам отца и, воспользовавшись случаем, присутствовал на суде. От него же Марыся узнала, что молодого Чинского на процессе не было, так как он находился на лечении за границей. Точное место его пребывания за границей Василь назвать не мог — не запомнил, хотя и услышал в зале суда какое-то чужеземное название.
Марыся подумывала, не попросить ли его или кого другого разузнать адрес Лешека. В Людвикове этот адрес наверняка знали не только его родители. Однако она боялась, что может накликать на себя новые неприятности, и решила терпеливо ждать письма.
Решать было легко, но вот где найти силы для терпения? Проходили неделя за неделей, а Лешек не писал. В голову приходили самые грустные и мрачные мысли, угасала надежда.
А тем временем здоровье Марыси улучшалось с каждым днем. Уже давно она самостоятельно сидела на кровати, и в начале ноября знахарь разрешил ей встать. Послеоперационные раны почти зажили. От сильных ссадин на ногах и руках остались едва заметные шрамы; к Марысе постепенно возвращались силы. На следующий день после того, как Антоний разрешил ей встать, она начала наводить порядок в хозяйстве знахаря. Спустя неделю изба и альков выглядели совсем по-другому.
— Не мучайся, голубка моя, — пытался остудить ее пыл знахарь. — Зачем это все?..
— Разве сейчас здесь не чище и не приятнее, дядя Антоний?
— Жалко твоих сил.
Собственно, на наведение порядка, чистку и мойку уходило немного времени. Осенние холода снова добавили знахарю пациентов. Бывали дни, когда съезжалось по тридцать и больше человек. Все знали о том, что Антония Косибу вызвали в суд, который состоится в Вильно. Говорили, что его посадят, поэтому надо было спешить к нему за советом.
Сам Антоний тоже думал, что его осудят, и хотел приготовить к этому Марысю, но она возмущалась и убеждала его, что об этом не может даже быть и речи.
— Я выступаю в качестве свидетеля, которому ты спас жизнь. Разве этого недостаточно?
Знахарь и сам отчасти рассчитывал на это, равно как и на многих других своих пациентов, которые охотно согласились быть его свидетелями.
Суд был назначен на конец ноября, и все, казалось, шло хорошо, но внезапно Марыся заболела. Ее ослабевший организм легко поддался болезни. Убирая в холодных сенях, она простыла. Банки и травы не помогли ей. Нужно было оставаться в постели.
О ее появлении на суде нечего было и думать, и Антоний Косиба поехал один.
Прибыв в Вильно, он обратился к предложенному Юдкой из Радолишек адвокату Маклаю. Адвокат, ознакомившись с делом, назвал свой, к счастью, небольшой гонорар, но сразу предупредил, что на оправдание нечего надеяться.
— Постараюсь добиться для вас наиболее мягкого приговора.
Наступил день судебного разбирательства. Уже входя в здание суда, Антоний увидел доктора Павлицкого, и это наполнило его неприятными предчувствиями.
Действительно, выступая в качестве свидетеля, доктор Павлицкий, хотя и говорил чистую правду, предъявил знахарю очень серьезные обвинения. Он говорил о грязи в избе, о том, что в ней нечем дышать, что он лично предостерегал знахаря от проведения опасной операции и, наконец, о воровстве хирургических инструментов. Он признал, что Косибе удалось несколько крайне сложных операций, но их благополучный исход доктор Павлицкий отнес к воле случая.
Второй свидетель обвинения, представитель Медицинской палаты, предъявил суду статистические данные, касающиеся знахарства на восточных территориях. Эти данные подтверждали, что значительный процент смертности среди сельского населения является результатом лечения знахарей. Дальше он привел много примеров методов «лечения», используемых знахарями, что вызвало у публики бурю негодования и угроз.
Свидетели защиты — больные, которых вылечил Антоний Косиба, двадцать с лишним человек, — своими, показаниями, однако, перетянули симпатии в пользу обвиняемого.
Суд закончился бы в его пользу, не выступи в этом процессе обвинителем молодой энергичный доктор права Згерский. С добросовестностью и страстностью новичка прокурор Згерский произнес обвинительную речь. Он представил дело с общественной точки зрения и престижности занимаемой должности.
