— Откуда здесь взялся этот английский дохляк?
Кольский незаметно пожал плечами.
— Понятия не имею. Впервые его вижу.
Всегда бдительная, пани Нина услышала и объяснила:
— Мистер Хове знакомится с Польшей. Он очень милый, хотя несколько манерный, молодой человек.
Корсак слегка нахмурил брови.
— Конечно, чувствуются манеры в той бесцеремонности, с какой он ластится к вам.
— Ах, что за выражение, ротмистр! — И добавила по-английски:
— Ротмистр находит, что в вашем кокетстве много бесцеремонности.
— Это правда, — признался англичанин. — Бесцеремонность — это моя маска. Если бы я хотел довести свое кокетство до уровня обожания, которое я питаю к пани, то стал бы смешным для окружения в результате чрезмерного усердия и раболепия.
Кольский ничего не понял. Хотя он не думал, чтобы в словах англичанина было какое-нибудь сенсационное сообщение, но то, как этот младенец посматривал на Нину, могло возбуждать серьезные опасения. Так смотреть на женщину имеет право только человек, которого с ней связывают самые близкие узы и который с ней запанибрата.
Кофе подали в холл. Здесь уже ротмистр вовсе не скрывал своей антипатии к англичанину и даже по отношению к Нине продемонстрировал откровенный холод и дерзость. Он разговаривал только с Кольским и весьма сердечно, как бы этой сердечностью хотел подчеркнуть разницу в отношениях к нему и к остальным гостям. Кольский был этим приятно удивлен, и сам все чаще посматривал на мистера Хове.
Около одиннадцати часов Корсак встал с явным намерением попрощаться с хозяйкой дома. В его гордо поднятой голове и во всей фигуре было такое выражение, как будто его оскорбили.
— Останьтесь, — необычно теплым и мягким тоном сказала Нина. — Ведь ваш поезд уходит только в половине первого ночи.
— Весьма признателен, но я хотел бы еще кое с кем встретиться. У меня еще есть несколько вопросов, которые мне необходимо решить.
— Я прошу вас, останьтесь, — повторила она таким просительным тоном и так взглянула на него, что Кольскому кровь ударила в виски,
а молодой англичанин демонстративно потянулся за каким-то журналом, лежавшим рядом на столике, и начал его просматривать.
После долгого молчания ротмистр сказал:
— Если вам так будет угодно…
Он сел и, восполняя резкость юмором, добавил:
— Но за это я требую плату в форме чашки кофе.
— Вы получите ее сейчас же, — сказала Нина и встала, чтобы налить кофе.
У Кольского все кипело внутри. И если он не вскочил сразу, то лишь потому, что не хотел выглядеть смешным. Однако сейчас он уже сумел справиться с собой и составил полный сценарий своего ухода. Он посмотрит на часы, скажет: "Я завидую вам, что обязанности не заставляют вас покинуть столь милое общество, но я, к сожалению, должен быть в клинике. Такова участь врача", потом встанет и попрощается.
Он успел выполнить только первый пункт своей программы: достал часы. Как раз в этот момент пани Нина с обворожительной улыбкой обратилась к нему:
— Ах, дорогой доктор, совершенно забыла: мой муж прислал сегодня какие-то бумаги, касающиеся клиники, и просил, чтобы я передала их вам. Мне кажется, они лежат в кабинете на столе, в голубом конверте, найдете?
Вынужденный нарушить свою программу, Кольский кашлянул и встал.
— Надеюсь, что найду.
Когда он исчез в дверях гостиной, за которой располагался кабинет, пани Нина извинилась по-английски:
— Я не уверена, что он найдет. Мне кажется, я спрятала эти бумаги в стол. Извините меня, одну минуту.
Она быстро пересекла гостиную. В кабинете она застала Кольского, напрасно отыскивающего на столе голубой конверт.
Жестом смертельной усталости и просьбы сжалиться над ней она протянула к нему руки:
— Не уходи, не оставляй меня с ними! Они оба влюблены в меня, может дойти до скандала.
Он холодно посмотрел на нее:
— Они в тебя, а ты в них, хотя, правда, мне уже трудно понять, кого ты любишь.
— Не знаешь кого? — спросила она, прищуривая глаза.
Она обвила его шею руками и осыпала поцелуями.
— Вот кого… вот кого… вот кого… — повторяла она страстно. — Я хотела наказать тебя за твое гадкое подозрение и не разговаривать с тобой неделю, но я лишь слабая женщина и уже сегодня звонила тебе. А завтра… завтра я приду к тебе в обычное время… Но сейчас, прошу тебя, иди к ним и займи их как-нибудь. Не могу же я допустить, чтобы мой дом, дом моего мужа стал ареной скандала: это скомпрометировало бы меня. Ты ведь сам понимаешь. У меня есть право обратиться к тебе за помощью, и помни, что ты единственный человек, которого я могу попросить о помощи. Ты не откажешь мне, правда? Иди, иди к ним…
Когда он заколебался, она добавила:
— Я должна привести в порядок губы и волосы после наших поцелуев, ну и немного охладиться; наверное, у меня пятна на лице.
Проходя через неосвещенную гостиную, Кольский думал:
— Или она дьявол хитрости и порока, или чрезвычайное стечение обстоятельств постоянно складывается против нее.
Вопреки ожиданиям, в холле он застал мужчин, занятых спокойной беседой. Видимо, внешне приятельские отношения взяли все-таки верх над взаимной антипатией.
— Если бы они только знали, — думал Кольский, — что то, за что они борются друг с другом, принадлежит мне…
Он не закончил мысль, так как пришла Нина. Завязалась довольно оживленная беседа по-английски, в которой Кольский, конечно, не принимал участия.
В какой-то момент Нина взглянула на часы и сказала:
— Ну, я больше вас не задерживаю. Мистер Хове на машине и будет так любезен, что подвезет вас.
— Мне жаль, что не могу воспользоваться этой любезностью, — с усмешкой ответил ротмистр. — Предпочитаю пройтись. У меня еще полчаса времени, а ночь такая прекрасная.
Корсак и Кольский попрощались с Ниной и одновременно вышли. У дома, действительно, стояла машина англичанина, который с ними поспешно попрощался. Они вышли на Вейскую и через площадь Тшех Кшижи направились в сторону Брацкой. Шли молча. Вдруг ротмистр остановился и, схватив Кольского за плечо, сказал сквозь сжатые зубы:
— Если бы я не должен был находиться завтра в полку, — дал командиру слово, — поверь мне, я бы избил этого альфонса, этого извращенного хлыста шпицрутеном, дал бы ему по морде!..
Он отпустил плечо Кольского, и снова несколько шагов они прошли в молчании.
— Вы… вы считаете, пан ротмистр, что… мистер Хове… любовник пани Добранецкой?
Ротмистр прыснул со смеху.
— Вы забавный парень! Считаю ли я! Да это же очевидно! Она его любовница и в довершение всего боится!
