— А что касается зависти, то пойми, микроцефал, что в этой бутылке у меня не одна подружка, а целое стадо… Гарем, понимаешь, гарем?
— Не понимаю, — откровенно признался Василь.
— Фу, какие гадости вы говорите, — ужаснулась Донка.
— Я говорю, а у вас есть желание делать. И кто же вы такие? Бессознательное орудие фатума, который диктует вам исполнять популяционно-демографическую функцию, быть кустарным предприятием по приросту населения, концессионной фабричкой, основанной для производства нескольких экземпляров себе подобных инженю. Глазеете друг на друга томными взглядами, а результат? Груда зловонных пеленок и несколько килограммов живого мяса, от которого исходит днями и ночами нечленораздельный визг. И напрасно я призывал бы вас к рассмотрению этой проблемы. Задал ли себе кто-нибудь из вас вопрос покойного Гамлета: ту би о нот ту би?.. А задумывался ли кто-нибудь из вас в слепом стремлении поддержать вид, что этот вид, в сущности, очень подлый и мерзкий? Гомо псевдо сапиенс рустиканус зачастую наделен колтуном или паршой. И я хочу спросить вас громогласно: на кой черт вам нужно продолжать генеалогическое дерево из обыкновенных обезьян, антропоидальных существ, заселяющих бассейн рек Двины и Немана?..
Молодые смеялись, хотя понимали немногое. Болтовня Емела была для них чем-то весьма забавным. Он сделал небольшой глоток из бутылки и, подперев голову руками, удобно растянулся на высокой траве.
— Смейтесь, чтобы продемонстрировать свою человечность. Естественно, это единственный доступный для вас ответ организма, который отличает животное от человека.
Донка запротестовала:
— Вот и неправда. Животные тоже смеются, например, собака.
— И конь, — добавил Василь. — В Нескупе у Профимчука есть конь, который смеется, как человек.
— На здоровье, пусть себе смеется, — говорил Емел. — Если бы вы были знакомы с философией, я бы сказал вам, что исключения подтверждают правила, а не опровергают их. Собственно, на высшем уровне смех уже перестает быть проявлением человечности. На высшем уровне остается лишь усмешка жалости или сострадания и снисходительного безразличия к обществу, где следовало бы повесить доску, помещенную Данте на вратах в ад: "Оставь надежду всяк сюда входящий!". Поэтому не стоит жалеть меня, что я не обременен обществом самки. Если бы я кому-нибудь и верил, то верил бы прежде всего Вейнингеру, который, как вам хорошо известно, немного хорошего сказал о женщинах.
— Тот пан был некультурным, — сделала заключение Донка.
— Угадала, возлюбленная.
Так они спорили, перебрасывались шутками, пока со стороны мельницы не послышались какие-то тревожные крики. Должно быть, что-то случилось. Василь первым увидел причину: со стороны мельницы по тропинке, ведущей к прудам, бежала большая собака. Нетрудно было понять смысл криков. Собака была бродячей, в околице ее не знали. Из пасти текла пенящаяся слюна, хвост был поджат.
— Бегите, пан Емел, — крикнул Василь, — это бешеная собака!
— Убегайте! — с ужасом пропищала Донка.
Но легче было посоветовать бежать, чем указать куда. Вокруг было открытое пространство, именно туда бежала собака. Емел вскочил.
— Хоть бы была какая-нибудь палка!
— Держите! — крикнул Василь и бросил к берегу весло, но расстояние было достаточно велико, и весло не долетело.
Собака бежала быстро. Времени на размышление не оставалось, и Емел, схватив с травы бутылку, прыгнул в воду. Пруд в этом месте был глубокий, а плавать он не умел. Но Василь подплыл к тому месту, куда прыгнул Емел, и, как только голова тонущего показалась над поверхностью воды, схватил его за волосы, потом за воротник и втащил в лодку.
— А, черт бы его побрал! — ругался Емел, брызгаясь и отплевываясь водой. — Что это за порядки, чтобы бешеные псы шатались по околице в погожие воскресные дни и вынуждали гражданина, употребляющего дульче фа ньенте, погружаться в эту омерзительную жидкость. Василь, осторожно, ради Бога! Там, там плывет! Не разбей ее веслом.
И действительно, возле носа лодки показалась бутылка. К счастью, она была с пробкой, и ее содержимое уцелело, однако ненадолго, так как Емел тотчас же перелил его в свой желудок.
К пруду прибежал запыхавшийся Виталис с большим дрыном, но преследование пса уже было делом бесполезным. Из рассказа Виталиса они узнали о случившемся. Со стороны тракта прибежала собака, но она не была похожа на бешеную. Покрутившись какое-то время по двору, она вдруг бросилась на Зоню, которая, к счастью, несла пустое ведро. Зоня ударила псину по голове и таким образом защитилась. Тогда собака бросилась в сторону Виталиса, а когда прибежали две местные собаки, она обеих покусала.
— Ничего не поделаешь, надо будет ее убить, — закончил работник свой рассказ.
— Очень жаль, — с грустью сказала Донка.
Они причалили к берегу и пошли посмотреть покусанных собак.
Тем временем Вильчур с Люцией вышли с кладбища и, как обычно, окружной дорогой направились в сторону дома, а точнее, к тракту, где собирались расстаться, потому что Люция хотела навестить больную девочку в Радолишках.
Разговор о Кольском и о Варшаве, а позднее о маленькой пациентке нарушил планы Вильчура. Не представилось случая поговорить о своих намерениях, связанных с браком. Правда, профессор не спешил и, в сущности, был даже рад тому, что может отложить эту тему.
Они шли извилистой дорогой среди сжатых полей. По краям дороги густо рос кустарник. На повороте под одним из кустов они увидели большого рыжего пса, который неподвижно стоял и всматривался в идущих.
— Какой красивый сеттер, — отметила Люция.
— Действительно, красивый, — согласился Вильчур. — Здесь в околице он, наверное, недавно, потому что я никогда его не видел.
Он направился в сторону собаки и, протягивая к ней руку, позвал:
— Ну, иди сюда, собачка, иди.
Он не успел отдернуть руку… Минуту назад спокойно посматривающий сеттер в мгновение ока впился зубами в ладонь, затем повернулся и помчался в сторону кладбища.
— Боже мой! — воскликнула Люция. — Собака укусила вас. Очень больно?
Вильчур за усмешкой спрятал боль.
— Да нет. Это мелочь, — соврал он.
На самом же деле все плечо разрывалось от боли. Зубы собаки, наверное, повредили какой-то нерв. Из небольшой ранки сочилась кровь. Он вынул носовой платок, вытер ладонь и заметил:
— Чего требовать от зверей, если и люди часто поступают таким же образом, отвечая на дружбу и добросердечие укусами зубов.
Люция забеспокоилась.
— Здесь нет воды, но вы должны мне обещать, что сразу же по возвращении домой продезинфицируете ранку.
Он рассмеялся.
— Панна Люция, это же мелочь, хотя я могу вам обещать, что сделаю это.
