— Убирайся сейчас же! — повторила Анна.
И вдруг он бросился перед ней на колени.
— Анка! — бормотал он. — Анка, я тебя решительно люблю… Я без тебя не выдержу… Я такой несчастный!.. Анка… не отталкивай моей любви!..
— Но, Куба! — испугалась она. — Ты с ума сошел!
— Полюби меня, — он схватил ее за ноги и прижал голову к ее коленям, — полюби. Ну что тебе стоит, я же тебя люблю…
Резким движением она вырвалась. Она была убеждена, что он помешался, и не знала, что делать.
Куба, не вставая с колен, закрыл лицо руками. Он плакал, и слезы стекали у него по пальцам.
Она стала мягко объяснять ему, что нужно выпить брома и лечь, что он понервничал и нужно держать себя в руках, а не говорить такие глупости. Она говорила долго и, как ей казалось, убедительно. Создавалось впечатление, что Куба слушал внимательно. Он перестал плакать, вытер рукавом мокрое лицо и встал. С минуту нерешительно осматривался, как бы измеряя расстояние, разделяющее его с Анной, которая предусмотрительно стояла за столиком, и наконец сказал:
— Жаль… Пойду. Спокойной ночи.
Она вздохнула с облегчением и уже, не опасаясь, подала ему руку. Слишком поздно она сориентировалась, что это был маневр. Он изо всех сил схватил ее за талию и стал целовать лицо и шею. Это было так неожиданно, что она задохнулась.
Тяжело дыша и сжимая ее все сильнее, он повалился с ней на кровать. И тогда она громко закричала:
— Тетя! Тетя!
Этого было достаточно. Он отпустил ее тотчас же и быстро вышел из комнаты. Анна долго не могла уснуть. Прежде всего она закрыла дверь на ключ, что оказалось обоснованной предосторожностью, потому что спустя час она услышала, как кто-то проверял, не закрыта ли дверь.
Эта неожиданная атака, несмотря ни на что, рассмешила ее. Она никогда не представляла себе, чтобы какой-нибудь мужчина, даже такой глупец, как Куба, пользовался такими способами для обольщения женщины: плакал, говорил о любви… Вероятно, за короткое время хотел испробовать все известные ему способы: от уговоров до простой копуляции, от излияния любви и жалости до изнасилования и принуждения.
И все же она не обиделась на него и совсем его не боялась. Кубусь был слишком жалким, чтобы принимать его в расчет. Однако на следующий день, когда тетушка Гражина уехала в Торунь, ситуация начала представляться иначе.
Придя на обед, Анна заметила, что ключ из двери в ее комнату исчез. Это, вероятно, была новая идея осады добродушного Кубуся. Попадать, однако, в такую ситуацию Анне не хотелось. Она не сомневалась, что каким-то образом сумела бы защитить себя, но была неприятна даже сама мысль, что она вновь может стать объектом чего-то вульгарного, такого, как похоть Кубы.
Анна долго думала, где переночевать. Проще всего было бы попроситься к Щедроням, но она этого не сделала бы ни за какие сокровища. В конце концов, одну ночь можно провести в гостинице. Несколькими десятками злотых в сложившихся условиях, однако, нельзя было пренебрегать. Какое-то мгновение задержалась на мысли о комнате Марьяна, но тут же отбросила эту возможность: он сам был бы этим поражен и еще неизвестно, как бы это комментировал. Чего доброго, стал бы подозревать, что она использует такой способ в надежде, что это приведет, наконец, к радикальной перемене в их отношениях. Нет, это не годится, тем более что Марьян стеснялся бы служанки, переживал бы из-за отсутствия некоторых удобств в квартире, ну и, наверное, ему было бы неприятно, если бы Анна встретила, например, в проходе в ванную его тетушку.
Пани Дзевановская, правда, никогда не вмешивалась в сугубо личные дела Марьяна, но трудно предположить, что захотела бы терпеть такого типа «обживание» чужой женщины. Она и без того делала ему одолжение, предоставляя бесплатное жилье и содержание. Анна, в свою очередь, ни за что не позволила бы себе как-то ухудшить и без того скромные материальные условия Марьяна. Она как ребенок радовалась, когда смогла организовать ему экскурсию в Венецию. Целыми днями она обдумывала назначение каждых пяти злотых, которые он заработает благодаря этой поездке.
А сейчас этот Минз… Все же он плохой человек. Может, и не злой, но сухой и неотзывчивый. Какие-то тупицы, снобы, нувориши и им подобные крутили носом по поводу плохой организации экскурсии. Он забыл, что все они, вместе взятые, не стоят мизинца такого человека, как Дзевановский!..
«Однако я должна, обязательно должна, — повторяла она сама себе каждые несколько минут, — достать для него эти триста злотых».
Но поскольку не могла ничего придумать, то пришла в отчаяние. Все производственные дела стали для нее вдруг тяжелыми, нудными и безразличными. Автоматически она выписывала даты и часы железнодорожных расписаний, неохотно подсчитывала скидку, предоставляемую «Мундусу», просматривала горы проспектов и корреспонденции.
А так хорошо все себе представляла! Марьян получит возможность три или четыре раза в год зарабатывать дополнительно по нескольку сотен злотых. К тому же у него будет приятное занятие, которое выведет его из этого самоубийственного образа жизни в четырех стенах. Она надеялась, что благодаря частым выездам у него исчезнет склонность к апатии и как психологически, так и физически это пойдет ему на пользу.
А сейчас уже не могло быть и речи о повторной поездке. Минз не согласится ни за что. Да, пока здесь руководит Минз, все планы представляются нереальными. Жизнь, однако, действительно тяжела и безжалостна…
Пробило шесть, и в отдел вошла панна Костанецкая с папкой под мышкой для подписи.
— Уже шесть, — весело сказала она.
Анна вздохнула и привычным движением пера начала ставить под штампом свою подпись: Анна Лещева, Анна Лещева, Анна Лещева… Только под конец папки она подумала про себя, что следует просмотреть письма… Буба очень милая, но делает очень много ошибок по невнимательности.
— Почему вы сегодня такая грустная? — сочувственно спросила Буба.
— У кого из нас нет неприятностей? — опять вздохнула Анна, — неприятностей, хлопот…
— Вы не должны их иметь, — возмутилась Буба.
— И все-таки есть. Например, не могу сегодня ночевать дома… Ремонт, маленький ремонт, а я не терплю гостиницы.
— Пани Анна! — всплеснула руками Буба.
— Что случилось?
— Милая, дорогая пани Анна! Это же замечательно, это так замечательно! Нет, вы не откажете мне! Правда?
— Но в чем? — не могла спрятать улыбку Анна.
В сущности, она очень любила Костанецкую, больше всех остальных девушек в «Мундусе». Анна понимала, что это еще наивная девушка, как работница она еще неопытна, кроме того, еще довольно ленива, но у нее было столько обаяния, что оно с лихвой компенсировало отрицательные стороны.
— Дорогая пани Анна! — схватила ее Буба за руку. — Дорогая, окажите мне любезность и переночуйте у нас. Мама обрадуется, очень обрадуется. Я ей столько о вас рассказывала. Мы любим, очень любим вас. Я вовсе не преувеличиваю. Сделайте это для меня, я умоляю вас!
