Прежде всего она решила покинуть Польную. Тетушка Гражина, не покидавшая постели, становилась все более требовательной. Впрочем, трудно было удивляться старушке. Постоянное одиночество или общество полуинтеллигентной женщины приводили к тому, что она властно удерживала возле себя Анну, как только та приходила домой. А у Анны и без того оставалось мало времени для себя, особенно после смерти тетушки Марьяна.
Пани Дзевановская умерла в начале апреля почти внезапно, после нескольких дней болезни, оставив племяннику совершенно запутанные имущественные дела, в которых Марьян совсем не ориентировался. На первый взгляд наследство производило внушительное впечатление. Однако, когда Анна приступила к выплате различных взносов, оказалось, что в итоге можно будет получить в лучшем случае около семидесяти тысяч, да и те после бесконечных требований и моральных издержек.
В первую минуту, узнав о смерти пани Дзевановской, Анна почувствовала, что теперь в ее жизни должен произойти какой-то значительный перелом, поворот, и все теперь будет иначе, совсем по-другому и гораздо лучше. Это был бы развод с Каролем, приезд Литуни и устройство втроем где-нибудь за границей, в тихой горной местности. Поворот, однако, оказался иллюзией.
Прежде всего, наследство составило едва десятую часть суммы, на которую можно было рассчитывать, но и эту сумму нужно было разделить на три части. Состояние здоровья Казика требовало постоянного и дорогостоящего лечения. Ирена, будучи женщиной набожной, тратила уйму денег на оплату разных богослужений и на милостыню. Анна встречалась с ней раза три и хотя объективно должна была признать, что Ирена милая или, по крайней мере, старается быть такой, но не могла вызвать в себе симпатию к этой трагической личности. Кроме того, Ирена, кажется, догадывалась об отношениях, связывающих ее брата с Анной, и молча осуждала эти отношения. Но поскольку в Варшаву она приезжала очень редко, можно было особо не считаться с ней и ее неприязнью. Проще всего было — и так вначале решила Анна — переехать в квартиру пани Дзевановской. Жили бы семьей. Когда, однако, выяснилось, что доходы Марьяна не позволяют оплачивать такое большое помещение, пришлось отказаться от этого проекта.
В любом случае нужно было сделать решительный шаг и поговорить с Каролем. Но Анне так трудно было принять решение, что даже тогда, когда представилась возможность, она не обмолвилась о своих намерениях ни словом.
Кароль приехал в первые дни мая. На нем был новый костюм; к тому же она заметила, что Кароль выкупил из ломбарда золотые часы и портсигар. Значит, у него поправились дела. Однако, когда она спросила его об этом, он ответил:
— Зарабатываю немного, но не о чем говорить. Случайные и мелкие дела.
Она отметила также, что он приехал не ради нее. Время от четырех до шести, как утверждал он, у него было занято встречей с каким-то варшавским адвокатом, а в семь он уже должен был ехать обратно. Но, когда она пришла на вокзал, решившись на окончательный разговор, ее ожидания оказались напрасны. Этим поездом он не уехал; не уехал и следующим, около одиннадцати. И поскольку он нигде не остановился, у нее не было возможности проверить, что случилось. Она даже стала беспокоиться, но спустя два дня получила от него открытку из Познани с сообщением о том, что Литуня здорова и что они ждут хотя бы каких-нибудь пятьдесят злотых, чтобы купить Литуне весеннее пальтишко. Деньги она выслала и больше странным приездом мужа не интересовалась.
Во всяком случае, существующее положение не позволяло поселиться с Марьяном. Все-таки следовало считаться с общественным мнением. После длительных колебаний вопрос решился следующим образом: она сняла для себя маленькую двухкомнатную квартирку на улице Красного Креста, а для Марьяна — комнату в том же доме, этажом выше. Это не устраивало ее, но иного выхода не было. Марьян соглашался абсолютно со всем, что бы она ни предпринимала; казалось, все делало его счастливым.
Со времени, когда их любовь упрочилась, у него прошла хандра, исчезли морщины со лба и он действительно чувствовал себя счастливым. Анна была убеждена, что это должно обеспечить и се счастье.
Ее беспокоило только одно: Марьян ничего не делал. Речь, конечно, не шла об отсутствии дополнительных средств из его возможных заработков, но она просто считала ненормальным положение, когда здоровый и способный человек бездельничает. После долгих раздумий она попробовала, как ей казалось, надежное средство: взяла перевод на английский язык какого-то объемного научного труда о бактериях. Автором был университетский коллега Щедроня, и именно с помощью Щедроня она получила этот перевод. Само собой разумеется, она и мечтать не могла о выполнении такой большой работы и планировала, что передаст ее Марьяну. Вначале, естественно, он и сам заинтересовался и книгой и работой.
— Я буду тебе помогать, — заявил он в первый же вечер.
В первые три дня он действительно взялся за работу и перевел где-то более сорока страниц.
— За всю работу, — сказала Анна, — мы получим тысячу двести злотых. Ты подумай, какой ты замечательный переводчик: за три дня ты заработал почти сто двадцать злотых. Я горжусь тобой.
Этим педагогическим приемом она сумела и дальше потешить его амбицию. Система, однако, подвела по той простой причине, что Марьян вообще не был амбициозен в этом отношении. На следующий день он уже перевел только одну страницу, а затем вообще оставил это занятие.
Спустя неделю заявил:
— Я не совсем согласен с тем Холевиньским. После прочтения двух новых книг по бактериологии у меня есть возражения.
— У меня их нет, — шутливо ответила Анна, — значит, я буду переводить.
— Когда, понимаешь Анна, это так нудно, — он потянулся и с интересом присматривался к Анне, когда та собиралась начать работу.
Однажды ей в голову пришла новая мысль. Она как раз сидела, склонившись над переводом. Марьян, сидя в углу, как обычно, читал. Анна подняла голову.
— Дорогой, — произнесла она умышленно ослабевшим голосом, — подай мне стакан холодной воды.
Он посмотрел на нее пораженный:
— Аннушка! Что с тобой?!
— Какая-то слабость.
— Может быть доктора?!
— Нет, дай мне только воды.
У него дрожали руки, когда он подавал ей стакан, а глаза смотрели испуганно.
Она действительно выглядела жалкой и бледной. Ведь все дни у нее были наполнены тяжелой работой.
— Устала, — сказала она спустя минуту.
— Ну как же можно столько работать? — возмутился он.
— Должна. Я обещала сдать перевод вовремя.
Он стоял молчаливый и озабоченный. Наконец выдавил из себя решение:
— Значит, это сделаю я.
И действительно, на протяжении пяти или шести дней она заставала его над переводом, но уже через неделю все прекратилось.
— Знаешь, — сказал он с каким-то смущением, — не могу больше выдержать. Я отдал перевод одному очень интеллигентному студенту медицины. Он это сделает быстрее и пусть что-нибудь заработает.
