— А-а, — понимающе протянул мистер Гопес. — «Хан — значит Качество», этот? Он ведь умер?
— Нет, я его вчера видел.
— И он жив?
— Да.
— Точно? Ты уверен?
— Да.
— Странно. Кого же тогда хоронили? Ввек не забуду самосу с горошком. Терпеть его не могу.
— А. Б., Малик говорит о Гарри Хане, не о Берти.
— А что, Гарри тоже умер?
— Насколько я помню, — сказал мистер Патель, — их семья переехала в Канаду. Говорят, они там процветают. Магазины и прочее.
В разговор вмешался Тигр Сингх:
— По моим сведениям, не только магазины и прочее, но франчайзинг и прочее: импорт, экспорт, туристические агентства, отели и даже парочка весьма приличных ресторанов. Сначала в Торонто, потом в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке?
— Так говорит моя жена. Это она мне сказала, что Гарри Хан вернулся. С ним только что развелась четвертая жена — по словам моей супруги, он серийный изменщик, а уж ее-то на мякине не проведешь. Донжуан высшей марки. Наверное, теперь ищет следующую.
Следующую жену? Нет! Только не это! Не Гарри Хан и не… Роз. Только не теперь, когда мистер Малик написал письмо.
А-а, письмо. Вы ведь помните, что мистер Малик пленен чарами Роз Мбиква? А если сказать «околдован» и даже «одурманен», это, пожалуй, будет еще точнее. Он влюбился с первого взгляда, и еженедельные встречи три года с женщиной своей мечты лишь постоянно подливали масла в огонь. Вы наверняка поняли, что мистер Малик не какой-нибудь наглый повеса. Но одновременно вы должны были уяснить, что он, когда доходит до дела, вовсе не трус. Сопоставьте все эти факты с неотвратимо надвигающимся главным светским событием кенийского года — и что получится? То, что на прошлой неделе (сразу после птичьей экскурсии, так уж вышло) мистер Малик сел за письменный стол и написал миссис Роз Мбиква письмо, в котором просил ее оказать ему честь и принять приглашение на ежегодный Охотничий бал.
Надо сказать, что танцует мистер Малик неважно. Вот я, например, не бегун — ну не умею я это делать. Но в мечтах — пожалуйста. Я — Фейдиппидес и мчусь из Марафона в Афины объявить о победе над персиянами так, словно у меня на ногах выросли крылья, я — Том Лонгбоут и пересекаю финишную черту на Мэдисон-сквер-Гарденз почти на три минуты раньше других, я — Джулиус Руто. А мистер Малик в мечтах — Фред Астер, и он не только написал Роз Мбиква письмо с приглашением на бал, но даже положил его в конверт и наклеил марку. И хотя у него пока не было билетов, он уже уверенно отослал чек и, получив их, собирался тотчас отправиться к почтовому ящику на углу Садовой аллеи и Парклендз-драйв со своим конвертом.
Вспомните себя в молодости. Письмо (электронное послание, эсэмэска, у кого что) дорогому для вас человеку. Вспомните, как вы ждали ответа. Согласится ли Роз? Нет. Конечно же, нет. От нее придет ответ, изящная записочка в плотном бумажном конверте. Очень вежливый отказ без объяснения причин. Но все же вдруг?.. Ведь не исключено? Зазвонит телефон, и он скажет в трубку: «Малик слушает», а оттуда раздастся ее голос: чудесно, спасибо, сто лет не была на Охотничьем бале, с удовольствием составлю компанию. А может, его не будет дома, но, вернувшись, он увидит переданное сообщение на листочке — ни имени, ничего, всего одно слово. Да.
К слову, о найробийской охоте. Если бы в субботу третьего мая 1962 года рано утром вы очутились у главного входа «Карен-клуба», то на газоне перед ним увидели бы собрание из семнадцати лошадей с наездниками в красных куртках, белых бриджах, черных шапочках и прочем положенном снаряжении. Услышали бы какофонию собачьего лая и поняли, что из псарни, расположенной чуть дальше по шоссе за теннисными кортами, доставлена полная свора лисьих гончих. Едва первые лучики солнца робко выглянули из-за горы Нгомбо, кавалькада последней найробийской охоты тронулась в путь. Еще до полудня охотники выследят и убьют двух лис — на две больше обычного, — и охота запомнится всем как очень успешная. Достойный финал традиции, просуществовавшей в стране более пятидесяти лет.
Должен пояснить, что лисы в действительности были не лисами, а шакалами, — лис в этой части земного шара, увы, не водится, — но охотники всегда настаивали именно на этом названии. Однако лисьи гончие были настоящие — потомки привезенных лордом Деламером в Африку в благословенной памяти 1912 году. Конечно, те гончие давно охотятся на великих небесных просторах, а смутные воспоминания о галопе по росистой саванне навстречу восходящему солнцу и о поисках нор муравьедов с одновременным прихлебыванием виски из фляги стремительно затягиваются паутиной в памяти последних представителей Старой гвардии, но охота как таковая не исчезла совсем. От нее осталось привидение в виде Охотничьего комитета «Карен-клуба», единственной обязанностью которого является организация ежегодного Охотничьего бала. Идемте, я вас туда проведу.
Мы — в гранд-зале отеля «Саффолк». Сверкают канделябры, горят свечи. Гирлянды бугенвиллеи обвивают колонны, ветви гибискуса украшают окна и двери. В дальнем конце зала настраивает инструменты оркестр. Нынче вечером, как и всегда последние двадцать девять лет, нам предстоит наслаждаться музыкой Милтона Каприади и его «Сафари свингерс». Вдоль стены стоит длинный стол; накрахмаленной белой скатерти почти не видно под тарелками и блюдами, полными всяческой снеди.
Тут разнообразные канапе (тарталетки, я вижу, опять очень большие), салаты, мясные закуски, жареная курица, жареные креветки, бесчисленные карри и бириани, фрукты — и такие пирожные, от которых непременно разрыдалась бы моя бабушка, питавшая страсть к розовой глазури и взбитым сливкам. На отдельном столе, под присмотром шеф-повара в белой униформе и высоком колпаке, вооруженного сверкающими ножами, возлежит зажаренный целиком барашек. Еще два готовы и ждут в кухне, когда их вынесут, — в «Саффолке» это всегда зрелищно. Команды официантов в белых саронгах, бордовых куртках и белых перчатках стоят у двери, держа на весу серебряные подносы. На каждом — по два бокала пива, джина с тоником, виски и бренди с содовой и просто содовая: «большая пятерка» напитков Восточной Африки. Итак, бал начинается.
Кто здесь будет? Да в общем-то, все. Сотни две пар, а то и больше, — сливки кенийского общества. Старая гвардия, разумеется, в полном составе, и многие из Новой, да плюс порядочное число их нагловатого потомства — большинство давно променяло Африку на Кенсингтон и Белгравию (а теперь еще и Айлингтон), но обязательно возвращается раз в году, спасаясь от английской зимы. Бал, по традиции, обязан посещать британский посол, что он всегда и делает (если не считать трехлетнего перерыва, когда в Соединенном Королевстве правил Гарольд Макмиллиан и ветры перемен, подувшие в Африке, подморозили колониальные фривольности). Появится также горстка (впрочем, немаленькая) высоких дипломатических лиц и представители многочисленных неправительственных организаций, обосновавшихся за последнее время в Найроби.
Гремит оркестр. Британский посол с супругой выходят на первый вальс (обязательно вальс, посол непременно мужчина и женат). Поехали! Танцы, беседы, еда, напитки, флирт, но самое главное — присутствие. Я там был, и мне действительно было весело. Мистер Малик, чья жена скептически относилась ко всем колониальным штучкам и прочей чепухе, не был и не знал, весело ли будет, но только туда хотел пригласить Роз Мбиква. Билеты могли прислать уже со следующей почтой.
