Она прошла в угол комнаты, подняла руки и стала на голову так, что ее ноги свечкой вытянулись в воздухе. Пройдя по всей комнате на руках, она, запыхавшись, снова встала на ноги.
— Вот так люблю я тебя, — довольно сказала она, — очень.
— Тебе придется проделать то же самое в Вене на Ринге, когда мои друзья спросят тебя, любишь ли ты меня.
Ресницы Азиадэ дрогнули.
— Ты думаешь, что твои друзья будут спрашивать меня, люблю ли я тебя?
— Я просто уверен в этом.
— Я откушу нос каждому, кто меня об этом спросит, Это никого, кроме нас, не касается.
Она встала перед Хасой, и, взяв его руку, шутливо, с мольбой в голосе попросила:
— Ах, Хаса, разреши мне надеть чадру. Так будет лучше.
Хаса засмеялся. Азиадэ тряхнула его за плечо.
— Нечего смеяться, — сердито сказала она, — тебе достается очень хорошая жена.
Она побежала в переднюю, стала надевать пальто.
По дороге в кафе, где ее ждал Ахмед паша, она крепко сжимала сумочку, в которой лежало письмо от несуществующего изгнанного принца, который не хочет подписываться своим именем.
Она вошла в кафе и села за мраморный столик. Сложив руки на столе, Ахмед паша глядел своими маленькими черными глазками на Азиадэ и что-то говорил, а она думала об изгнанных принцах, о Хасе, об императорском городе Вене, о врата которой разбилась мощь Османов.
— Да, — сказала она, глядя прямо перед собой, — я люблю его, — и упрямо сжала губы.
— Никто не знает, что ему предписано судьбой, — вздохнул паша, — если он завтра потеряет ногу или рассудок, деньги или пыл любви? Что ты тогда будешь делать?
— Я все равно буду любить его и буду ему хорошей женой.
— Случается, что мужчины иногда бывают своенравны или их одолевает грусть. Женщинам нелегко приходится, когда Аллах испытывает их мужей.
Азиадэ немного подумала и заключила:
— Когда он станет невыносимым, я ненадолго запру его, а сама поиграю с его детьми. У него будет много детей, нам никогда не будет скучно.
Паша одобрительно посмотрел на дочь.
«Она умная женщина, — подумал он, — и знает, как себя вести».
— Мужчины легкомысленны, — продолжил отец, — а нынешние мужчины часто не придерживаются обычаев. Немыслимые злодеяния случаются сегодня в семьях. Есть мужчины, которые растрачивают свое семя на других женщин, а не на тех, которые даны им Всевышним.
— Я знаю, — кивнула Азиадэ, — это называется прелюбодеяние. Но с людьми такого не случается. Так ведут себя звери, а Хаса — образованный человек.
Она беззащитно пожала плечами и стала рассеянно разглядывать столик. Ахмед паша откашлялся. У него очень хорошая дочь, но среди людей так много животных, а она так молода, так беззащитна и неопытна.
Азиадэ, как будто прочитала его мысли.
— Мне было пятнадцать лет, когда мы покинули Стамбул, — сказала она, краснея. — Я должна была выйти замуж за принца и была к этому подготовлена. Евнухи поведали мне, что связывает оба пола между собой. Так что я могу равняться с женщинами неверных.
Она гордо подняла голову, лицо ее побледнело. Паша смутился. Аллах свидетель — он недооценивал свою дочь. Хаса не предаст ее. Потом он наморщил лоб, отчего его лицо приобрело решительное выражение.
— Мы воинственный народ, — проговорил он, — нас было всего четыреста сорок четыре человека, когда Эртогрул повел нас в Анатолию. Но мы были храбры и отчаянны, поэтому Аллах дал нам власть над половиной мира. Наши женщины должны быть красивыми, храбрыми и умными, они не имеют права плакать. Не забывай этого. У женщины только одна обязанность — служить мужу и воспитывать детей. Мужчина же имеет еще и другие обязанности — он должен сражаться, чтобы защищать свой дом, и сегодня так же, как и в древности. Поэтому он не может никогда полностью принадлежать женщине. Это нужно знать, чтобы быть счастливой. Но умная женщина и служит, и повелевает, кто рожден властвовать, будет властвовать и под чадрой.
Паша на мгновение умолк, уйдя в свои мысли и воспоминания, а потом уверенно закончил:
— Самое дорогое, что есть у человека — это добродетельная жена. Это сказал еще пророк. Ты меня не опозоришь. Но если на твою голову падет позор, то приходи ко мне, я сам убью тебя. Я не хочу, чтобы это сделал неверный. Помнишь ли ты свою мать?
— Да, отец. Мама стояла у фонтана, и на ней было широкое красное платье, у нее была светлая кожа и кольцо на указательном пальце. Мне было тогда три года. Больше я ничего не помню.
Паша кивнул.
— Твоя мать была хорошей женой. Я отверг трех женщин, пока не нашел ее. Я подарил ей восемь больших бриллиантов и доход от четырех деревень, потому что хорошие жены, это гораздо большая ценность, чем хорошие бриллианты. Она умерла еще до того, как позор пришел на нашу землю. Будь такой, как она, не то твой муж отвергнет тебя.
Азиадэ склонила голову. Ей вспомнились глаза Хасы и его беззащитная фигура в вечерних сумерках.
— Мой муж меня не отвергнет, — заявила она, — если только я сама этого не захочу.
Она засмеялась, и паша не понял, что она имела в виду, потому что он тоже был всего лишь мужчиной, подарившим своей жене восемь бриллиантов и, которые Аллах у него потом отнял. Он смотрел на дочь и думал о том, что через неделю она уйдет от него, правда, не так, как его жена, но тоже уйдет. Он моргнул маленькими черными глазками и почувствовал себя старым и обессиленным. Когда-то был дом с мраморным двором и фонтанами. Когда-то был полковник в ярком мундире и флаги с большим полумесяцем. Были покорные женщины, дворцы и достойные мужчины, с которыми можно было обсуждать государственные вопросы. Была власть над более чем тремя частями земли и почти миллионом людей. Все ушло, а что удалось сберечь, старело или уходило, как, например, блондинка Азиадэ, которая выходит замуж за варвара, или как его сыновья, которые уехали, чтобы защищать дом Османов и не вернулись, и как он сам со своей сутулой походкой и воспоминаниями о сияющем солнце Стамбула и батальоне негров в красной форме по пятницам на площади Ак-Майдан, перед большой мечетью.
— Через одну неделю ты станешь женой, — тихо сказал он и встал.
Азиадэ смотрела на его лицо, которое огорчение испещрило морщинами, и чувствовала себя предательницей.
— Будь хорошей женой, — сказал паша.
Она кивнула и твердо ответила:
— Слушаюсь, Ваше превосходительство.
Глава 9
Отель — «Сербски Краль», кафе — «Русски Цар», город — Белград.
Хаса прогуливался по улице Князя Михаила, а Азиадэ останавливалась у лавочек на площади Теразиа и вела глубокомысленные разговоры с продавцами.
Вечерами они бродили по тихому парку между отелем и рекой Савой или, сидя на застекленной веранде, ели огромных сербских устриц, блюда, сдобренные необычными специями, которые заказывала Азиадэ, и названия которых Хаса не мог даже выговорить. После еды Азиадэ склонялась над маленькой чашечкой кофе, выпивала ее маленькими глотками и смотрела на Хасу с благодарностью и беззаветной преданностью. Потом они проходили по холлу мимо улыбающегося портье, Хаса закрывал за собой дверь, и тело Азиадэ становилось маленьким и беспомощным. Она протягивала ему свои руки, в слабом свете завешенной лампы, Хаса видел ее преданные глаза и по-детски приоткрытый ротик. Он выключал свет, а она стояла перед ним, полная стыда и робкого любопытства. Ночью она просыпалась и спросонья долго что-то щебетала на турецком. Хаса, конечно, ничего не понимал, но угадывал в этом мягком звучании всякие нежности.
